Константин Кайтанов - Повесть о парашюте

Летчик 124-го истребительного полка младший лейтенант Кокорев вел свой первый воздушный бой в только что начавшейся войне.

…Очередной заход в хвост «мессершмитту-110». Кокорев жмет на гашетку и не чувствует привычного дрожания машины от выстрелов. Кончились боеприпасы! Но враг не уйдет. Охваченный желанием во что бы то ни стало уничтожить гитлеровца, младший лейтенант своей машиной бьет в хвост «мессершмитту».

Фашист закувыркался к земле.

Самолет Кокорева, хотя и был поврежден, все еще слушался рулей управления. Ему удалось посадить машину. Но площадка была неровная, и самолет при посадке разбился. Кокорев поджег его и скоро был у себя в части. За этот подвиг Кокорев был награжден орденом Красного Знамени…

Почти в это же время, то есть около пяти часов утра 22 июня, летчик 46-го истребительного полка старший лейтенант Иванов винтом своей машины разрушил хвостовое оперение вражеского бомбардировщика «хейнкель-111», и тот врезался в землю. Иванов прыгнуть с парашютом не смог из-за потери высоты и погиб при ударе о землю. Посмертно ему было присвоено звание Героя Советского Союза…

Лейтенант Рябцов, ведя в первый день войны около десяти часов утра воздушный бой над Брестской крепостью, таранным ударом вогнал в землю немецкий «мессершмитт». «Чайка» Рябцова тоже получила повреждение, летчик вынужден был воспользоваться парашютом, и когда он уже опускался на раскрывшемся парашюте, гитлеровцы обстреляли его и ранили в ногу. И все-таки приземлился Рябцов благополучно, недалеко от своего аэродрома и продолжал воевать дальше..

В первый день войны воздушные тараны совершили летчики Н. Игнатьев, А. Данилов, А. Макляк и другие — всего более десяти. Какого же накала гнев двигал людьми, если они ценой собственной жизни готовы были не дать врагу пройти? И не давали. Несмотря на вероломную внезапность нападения, на численное превосходство врага. Этим людям, воспитанным Ленинским комсомолом, коммунистической партией, дороже собственной жизни было благо Родины.

Но для меня несомненно также и другое. Советским летчикам было чуждо чувство жертвенности. Они были преисполнены решимости остановить ненавистного врага и уничтожить его. Но отнюдь не обязательно ценой собственной жизни. Надо было не умирать, а побеждать. Побеждать любой ценой. В том числе и тараном. Но шли на него летчики не в последнюю очередь потому, что у них было надежное средство спасения из поврежденного или разрушенного самолета. Это средство — парашют. Он помогал преодолеть психологический барьер перед тараном, он придавал силы, он обещал продолжение борьбы с гитлеровскими захватчиками.

Однако тараны таранами — и мы еще вернемся к ним, — а надо было побеждать не числом, а умением.

Большую службу сослужил парашют во время Великой Отечественной войны в воздушных боях, в штурмовых и бомбардировочных рейдах на передний край и в глубокий тыл гитлеровской армии, в операциях по выброске десантов и связи с партизанами. Да и мало ли где еще невозможно было обойтись без парашюта. Несмотря на обилие работы, я внимательно следил за применением парашюта в военных условиях и все больше убеждался: нет, не зря мы вели перед войной такое широкое обучение летного состава парашютному делу. Пригодились многие навыки и приемы. Война родила и много нового. Но все-таки на основе, созданной в мирное время.

19 августа 1941 года летчик Почевалин на самолете МИГ-3 вступил один на один в воздушный бой с «мессершмиттом-110». Эта машина, по замыслу конструктора, была создана якобы универсальной и могла использоваться и как разведчик, и как бомбардировщик, и как истребитель. Однако на практике этот «универсал» оказался хуже самолетов специального назначения. Впрочем, он обладал внушительной огневой мощью, особенно спереди. Кроме двух крупнокалиберных пулеметов, защищавших заднюю полусферу, впереди были установлены шесть огневых точек, преимущественно пушки. Когда начинала работать вся эта система огня, широкий сноп разноцветных пуль и снарядов вырывался из шести стволов. Производя сильное впечатление, он, разумеется, обладал и большой разрушительной способностью. Вот почему наши бывалые летчики-истребители, которым доводилось встречаться с этим самолетом, не советовали никому ходить на него в лобовую атаку.

Вот с таким-то самолетом и вел бой наш летчик. Энергично маневрируя, Почевалин зашел сверху сзади и обезвредил воздушного стрелка, а затем с ближней дистанции ударил по кабине летчика. Задымив моторами, самолет врага опустил нос и перешел в отвесное пикирование до самой земли. Пока Почевалин добивал врага, вдруг, неизвестно откуда, появился немецкий истребитель и зажег его самолет. Выйдя из-под ударов, наш летчик пытался сбить пламя, но это ему сделать не удалось.

Высота резко уменьшилась. Подходящей посадочной площадки внизу не было. Почевалин должен был прыгать с парашютом. Сначала он хотел оставить самолет через левый борт, как этому его учили еще в мирное время, но увидев, что высота не более тридцати метров, решил применить метод срыва. Идя на скорости около трехсот километров в час, летчик приподнялся, укрываясь за козырьком, и выставил за левый борт парашют. Энергичным рывком правой руки дернул за вытяжное кольцо, и купол парашюта, мгновенно раскрывшись, резким рывком выдернул его из кабины самолета.

Хотя высота была очень малой, но мощный воздушный поток резко сократил время раскрытия парашюта, и Почевалин оказался на земле.

Мне не раз доводилось замечать и на собственном опыте, и на опыте коллег, как в минуту смертельной опасности резко повышается психическая и физическая активность человека. Борясь за жизнь, человек энергично, в мгновение ока, решает самые сложные вопросы и, как правило, выбирает самый правильный путь. В такие моменты исчезает чувство страха, и активные действия подавляют отрицательные эмоции.

Не могу не вспомнить один случай, происшедший с летчиком-истребителем.

Во время воздушного боя его самолет был подожжен, и летчик покинул машину на высоте около четырех тысяч метров. Задержав раскрытие парашюта секунд на 20–25, он выдернул кольцо, но, увы, парашют не раскрылся. Бросив кольцо, он ощупью, ведя пальцами по гибкому шлангу, нашел предохранительный клапан ранца, открыл его и выдернул тонкий металлический тросик со шпильками, которые запирают раскрывающее приспособление. После этого парашют раскрылся нормально. Уже на земле он выяснил, что металлический трос вытяжного кольца и гибкий шланг были перебиты осколком снаряда.

Рассказывал эту историю летчик спокойно, а я мысленно представлял себе, что пережил он во время падения. И какое надо было иметь самообладание и волю, чтобы, летя к земле со скоростью 50–60 метров в секунду, сделать это!