Виктор Корчной - Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца

Очевидно, именно после этой истории Олафссон впал в немилость у советского руководства. «Единодушное мнение» свелось к тому, что ФИДЕ нужен другой, более покладистый президент. Тем более, что подходящая кандидатура на примете уже была.

Г. Каспаров: «Почему именно Багио было выбрано для проведения матча? Ответ на этот вопрос нужно искать у чрезвычайно деятельного и бесконечно хитрого филиппинца Флоренсио Кампоманеса, пользовавшегося покровительством диктатора Маркоса. Это был его дебют на мировой шахматной сцене. Он установил хорошие отношения с В. Севастьяновым и В. Батуринским. И, как оказалось, не зря. Именно в Багио Кампо, как его стали называть, сделал солидную заявку на высший пост в мировых шахматах, добившись расположения советских официальных лиц и Карпова. Этого он достиг, всячески содействуя чемпиону, хотя как организатор матча должен был бы оставаться нейтральным. Награду Кампоманес получил через четыре года в Люцерне (1982), когда при нашей решающей поддержке был избран президентом ФИДЕ» («Безлимитный поединок»).

Остается добавить, что в 1986 году Кампоманес был переизбран на . этот пост, а в 1990-м остался на нем и на третий срок...

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Матч в Багио окончательно подвел черту под моим советским прошлым: в декабре того же, 1978 года указом Президиума Верховного Совета СССР я был лишен советского гражданства.

А через год, в декабре 1979-го, в Ленинграде решением уголовного суда моего сына осудили на два с половиной года тюрьмы. В июле 1977 года Игорь впервые обратился за разрешением на выезд из Советского Союза, а в мае 1978-го получил повестку в армию. После 12 месяцев пребывания в подполье он сдался властям. ТАСС объявил: «Состоялся суд над сыном известного своим скандальным поведением гроссмейстера Корчного». Дали понять, что судят сына за грехи отца. Такой же, только говорящий по-русски, «Кампоманес» заявил об исключительной важности дела, заявил, что мой сын — опасный преступник, тунеядец, не занимающийся общественно-полезным трудом, уклоняющийся от священного долга советского гражданина... Ссылки на плохое состояние здоровья, на то, что Игорь Корчной давно уже решил уехать за границу и не может принять присягу верности СССР,— все это было отметено. После девятичасового заседания суд присудил почти высшую меру наказания по статье за уклонение от службы в армии (потолок по этой статье — три года)...

Эта книга была уже готова, но я не спешил ее издавать. В феврале 1980 года я послал письмо Карпову. Известил его, что написал книгу о нашем матче, и заверил, что ее издание отнюдь не прибавит ему престижа. Я предложил: в случае если моя семья в ближайшее время будет выпущена из СССР, не издавать книгу.

Одновременно я послал письмо члену Политбюро ЦК КПСС, одному из 14 правителей страны — К. У. Черненко. Я вырвал из книги несколько наиболее острых в политическом отношении страниц и приложил к письму. Товар лицом! Я информировал Кремль, что собираюсь выпустить книгу не менее чем на девяти языках общим тиражом около 500 тысяч экземпляров. И опять-таки сообщил, что не стану издавать книгу, если моя семья получит свободу...

«Да это же шантаж!» — воскликнул, услышав от меня об этом, один западногерманский гроссмейстер, известный своими либеральными взглядами. Я остолбенел. Человек, который знает меня десятки лет, который лично знаком с моей семьей, обвинил меня в неджентльменском поступке!.. Да поймите же, господа либералы! Ни добрыми словами, ни уговорами, ни упреками от советских ничего не добьешься! Ни с кем и ни с чем они добром не расстаются. Не отдают они ни Курильских островов, ни Игоря Корчного или Гулько, ни золота мадридского банка — ничего!

Мои послания не имели прямых последствий. Парень неумолимый и недоступный резонам, Карпов мне не ответил. С письмом в Кремль я имел частичный успех: «человек с ручьем» подписал уведомление о вручении, но член Политбюро не удостоил меня ответом. Хотя вряд ли мое письмо пропало Даром. Наверняка оно изучалось, оценивалось бюрократами со Старой площади, взвешивались «за» и «против». Жандарму мира было над чем подумать...

Книга вышла в 1981 году, накануне матча в Мерано. Лишь после этого матча, выигранного Карповым со счетом 6:2 при 10 ничьих, семья Корчного получила возможность покинуть СССР (случилось это в июле 1982-го).

...Прошли годы, и судьба вновь столкнула главных героев «Антишахмат». О том, что произошло в испанском городе Линаресе в феврале 1989 года, Карпов рассказал в своей нью-йоркской книге «Сестра моя Каисса».

«Приехав на турнир в Линарес, где играл и я, а главным судьей должен был быть мой старший товарищ и соратник Батуринский, Корчной в день первого тура заявил организаторам, что не будет играть в турнире, где арбитром «черный полковник». Ему предложили: Батуринский будет судить все партии, кроме ваших. Корчной сказал: не согласен; в этом турнире может быть один из двух: или я, или Батуринский... Самое поразительное, что его поддержали многие гроссмейстеры: Юсупов, Белявский, даже Тимман...»

Финал этой истории не удивит читателей «Антишахмат». Организаторы предпочли не ссориться с Карповым и его «старшим товарищем и соратником». Корчной, не приступая к игре, покинул Линарес.

Обложка первого издания «Антишахмат» (Лондон, 1981)

ВОЗВРАЩЕНИЕ НЕВОЗВРАЩЕНЦА

Я не был диссидентом — меня заставили им стать,,

уже здесь, на Западе, когда мне навязали войну,

когда объявили мне бойкот,

когда держали и не выпускали

мою семью.

В состоянии войны

с советскими властями

я и обучился политике.

Эмануил ШТЕЙН (США) КЕНТАВРОВЫ ШАХМАТЫ

...Когда потухли прожекторы в Центре конгрессов в Багио, все вздохнули с облегчением — атмосфера нервного шока, крайне далекая от спорта, измотала не только участников поединка, но и зрителей, и журналистов, и организаторов. Противники нарочито демонстрировали свою неприязнь друг к другу, «запрещенные приемы» сменялись как в калейдоскопе; тандем Зухарь — Карпов блестяще использовал преклонение Корчного перед астрологическими коллизиями и силой гипноза. Для Корчного филиппинское «противостояние» было, быть может, матчем последней надежды, который должен был наконец ликвидировать комплекс «страшного Виктора» и из «вечно второго» перевести его в желанные первые. Была это и борьба против шахматного истеблишмента батуринских, котовых, рошалей. Матч этот, наконец, был для претендента той амбразурой дзота, закрыв которую, он мог бы вырвать у «серых» заложников — свою семью.