Александра Шарандаченко - Регистраторша ЗАГСА. Из дневника киевлянки

— А как же «вывозитель»?

— Замазали, переделали. Сейчас начальники отделов в кабинете председателя. Наверно, дает им нагоняй. А вас почему не позвали?

— Видимо, потому, что я одна в отделе и отвечаю сама за себя. Если бы здесь висел портрет, ему была бы другая кличка: «умертвитель».

Зина, довольная моей выдумкой, подхватывает идею:

— А в финансовом отделе — «грабитель», в «гражданской опеке» — «мучитель». Вот злились бы немцы! Разогнали бы всю управу!

Нет, ничего бы это не изменило. Надо разумно действовать.

Полил дождь, а дверь комнаты словно ветром распахнуло. Передо мной — женщина. Она горько плачет, заливается слезами:

— Игоречек, мой Игоречек, что я без тебя буду делать! Ой, голубушка, ой, родная моя, посоветуйте, помогите!

Усаживаю на стул, успокаиваю, жду, пока выплачется. Ну вот, к ней вернулась способность связной речи. История простая, обычная теперь. Муж на фронте. Сын умер. Завтра похоронит Игоря, а при очередной мобилизации населения о ней не забудут. Хоть укладывай вещи и заранее готовься к отъезду в Германию.

Две беды сразу, и одна тяжелее другой: потеря ребенка и потеря родины. Нет, покорно склонять голову не надо. Так не годится.

Вижу — в руках у женщины паспорт и свидетельство о рождении сына. А зачем оно, это свидетельство? Могла же мать «потерять» его, куда-то засунуть, тогда достаточно для бюро и оправки о смерти.

Говорю ей об этом. Сперва плохо соображает, к чему я клоню. Смотрит на меня внимательно, очень внимательно, и затем, поняв, шепчет: «Спасибо. Век будете сестрой».

Беру у нее паспорт, а метрику она прячет. Вписываю в паспорт трехлетнего Игоря и ставлю печать. Говорю наставительно: «Вы могли это сделать и раньше».

Спешить некуда ни ей, ни мне, и мы садимся на диван. Уже более спокойно рассказывает о себе, о болезни ребенка, хождении по селам в поисках хлеба насущного. Вдруг отчаяние вновь ломает ее голос:

— И откуда взялась эта скарлатина на мою голову, как это я недоглядела ребенка! Что я теперь скажу Степану о сыне?

— Успокойтесь. Это эпидемия гуляет по городу.

Какое-то время молчим. Затем она вспоминает живого Игоречка, его глазки, смех, детские словечки, теплые ручки, обвившиеся вокруг шеи, прикосновение уст ребенка, когда он так забавно делал маме «цьом».

— Остались сейчас со свекровью сиротами, — и снова в плач.

А дождь шумит…

12 июня

Сегодня кроме смертей регистрировала браки. Одна пара была интересная: оба молодые, застенчивые. Когда я начала задавать обычные вопросы, невеста от застенчивости спрятала лицо в букет. Оба работают в садоводстве. Он — студент сельскохозяйственного института. Уже кончал бы, если бы не война. Невеста — с десятилетним образованием. Пока оформляла запись, мы познакомились, и поздравление было сердечное, на родном языке.

Спустя час пришли еще двое. Жениху — 67 лет, (а крепкий еще старик), невесте — 60.

— Окрутите нас, пожалуйста, а то моя старуха месяц сидит без хлеба. Без брачного свидетельства ее на иждивение не возьмешь. Дирекция Сырецкого хозяйства послала в загс. Прожили с женой около тридцати лет и думать не думали о каких-то там бумажках.

Это говорит «жених». Он садится к столу и усаживает «невесту» рядом с собой. Та смеется и слегка отталкивает его:

— Тебя и здесь сейчас узнают, чертова насмешника.

— Не плакать же мне в роли «жениха», — смеется он и тянет жену поближе к себе. — Век прожили, не плакали, а теперь в загсе и подавно грустить не будем.

Жена виновато улыбается. В ее взгляде читаю: «Послушайте только, он вам наговорит!»

А старик очень симпатичный, видный, усатый, свежее лицо, веселые голубые глаза, а волосы — серебристые. Очень высокая кряжистая фигура, язык — бритва.

— Ну, матушка, не сердитесь, венчайте. Вы — своя, это уж знаю.

— Да оставь ты эти шутки! Человек может обидеться: «матушка»! — рассердилась жена.

— А я вижу по ее глазам, что понравился. Еще бы! Казак, да с этакими усами, — дразнит он жену.

— Нужно же нам это несчастье на старости — хождение по загсам! У нас ведь сыны старше вас, а мы вам голову пришли морочить! — говорит, как бы извиняясь, «невеста».

— Да, сынки у нас — орлы! Залетели далеко, бьются отчаянно! Думаю увидеть, думаю встретить, дожить бы до этого дня. А сейчас, симпатичный батюшка, записывайте без всяких там хитростей: вывешивания объявлений, сроков.

— Хорошо, не буду вывешивать, все бумаги оформлю сейчас, задним числом, — соглашаюсь я и делаю запись.

«Невеста» смотрела-смотрела на меня, остановила взгляд на косах, а затем:

— Теперь только вспомнила, что знаю вас. По Пуще. Мы там жили до войны, мой работал в санатории.

Свидетельство о браке готово. Поздравляю «жениха с невестой», и втроем смеемся над записью: «Пан Коваль… с пани такой-то…. числа такого-то зарегистрировали свой брак… Пани такая-то приняла фамилию своего мужа… пана такого-то».

— Ну, пани Ковалиха, вставай, расселась, как на свадьбе. Стала «законной», не горюй. На год-два «беззакония» хватит и этой бумажки, а там она уже не нужна будет. А «симпатичный батюшка» снова пойдет учительствовать.

На прощание пригласили обязательно зайти когда-нибудь к ним. Обещала. Этот старик мне определенно понравился. Он не то в шутку, не то всерьез сказал:

— Зайдете — не пожалеете. Кое-что интересное расскажу.

Живут они за Бабьим Яром, в Сырецком хозяйстве. Там Коваль и работает.

Когда новобрачные ушли, я сделала все дубликаты. Свидетелей не было, и за них надо было расписаться. За одного расписалась сама левой рукой. Вторым «свидетелем» была Зина. Та тоже, ради предосторожности, расписалась левой рукой.

13 июня

Несмотря на дождливую погоду, ко мне идут и идут посетители. Зарегистрировала два рождения, четыре смерти, один брак, а то просто писала женщинам, которые обращались ко мне, заявления в «общественную опеку», налоговый отдел, в комитет взаимопомощи, в отдел труда. Напишу такое заявление, а потом иду к кому-нибудь из начальства и канючу, прошу пособить.

Заработалась и не заметила, как в дверях появился как-то неожиданно Семен Григорьевич Заторный, брат матери.

«Зачем это он ко мне?» — подумала, и сердце сжалось от тревожного предчувствия. Загорный как вошел, так и повалился на диван.

— Катя, Катерника моя!..

— Что, что случилось с Катей?

— Умерла, умерла Катя!

Я чуть не упала. В глазах потемнело, ноги подкосились.

Умерла Катя? Такая жизнерадостная, красивая девушка? Я же видела ее три дня тому назад и обещала в воскресенье зайти к ним! Катя мертва?