Мария Склодовская-Кюри - Дмитрий Прокопец
Вне всякого сомнения, Ирен и Ева росли в совершенно необычной атмосфере. Заботясь о психическом здоровье дочерей, Мария оберегала их от чрезмерной эмоциональности и мечтательности, помня о том, как ее собственную жизнь усложняла обостренная впечатлительность. Поэтому она никогда не говорила с девочками о покойном отце. По этой же причине она не воспитывала у них сентиментально-восторженное отношение к Польше. И тем не менее обе девочки владели польским языком, ездили в Польшу, Мария научила их любить свою первую родину.
Вот как писала Ева об этом периоде жизни семьи:
«…самым ценным союзником Мари был доктор Кюри. Смерть Пьера стала и для него тяжким испытанием. Но старик черпает в своем строгом рационализме известную долю мужества, на что Мари оказывалась неспособна. Он не признает бесплодных сожалений и поклонения могилам. После погребения он ни разу не ходил на кладбище. Раз от Пьера не остается ничего, старик не хочет мучить себя призраком.
Его стоическая безмятежность действует благотворно на Мари. В присутствии своего свекра, считающего нужным вести нормальный образ жизни, говорить, смеяться, ей стыдно за свою тупость, вызванную горем. И она старается придать своему лицу выражение спокойствия.
Общество доктора Кюри, приятное для Мари, было отрадой для ее дочерей. Не будь этого старика с голубыми глазами, детство девочек заглохло бы в атмосфере траурного настроения. При матери, всегда отсутствующей, занятой в лаборатории, название которой прожужжало им все уши, старик является для девочек товарищем их игр и наставником гораздо больше, чем мать. Ева была слишком мала, чтобы между ним и ею возникла настоящая близость, но он становится незаменимым другом Ирен, медлительного и нелюдимого ребенка, так похожего характером на погибшего сына.
Он не только преподает Ирен начальные сведения по естественной истории, ботанике, передает ей свое восхищение Виктором Гюго, пишет ей летом письма, разумные, поучительные и забавные, в которых отражается и его насмешливое остроумие и изящный стиль, но и дает всему умственному ее развитию определенное направление. Духовная уравновешенность Ирен Жолио-Кюри, ее отвращение к унынию, ее непререкаемая любовь к реальному, ее антиклерикализм, даже ее политические симпатии пришли прямым путем от ее деда по отцу…
…Мари хочется, чтобы Ирен и Ева выучились польскому языку, чтобы они знали и любили свою родину, но решительно делает из них француженок. Ах! Только бы они не чувствовали мучительного раздвоения между двумя отечествами.
Девочек не крестили и не воспитывали в благочестии. Мари сознавала свою неспособность преподавать им догмы, в которые сама уже не верит. В особенности она боится для них той скорби, какую сама перенесла, потеряв веру. Тут не было никакого антирелигиозного сектантства: Мари отличалась полной терпимостью и не один раз будет говорить своим детям, что, если у них явится потребность в какой-нибудь религии, она предоставляет им полную свободу. Ее радует, что девочки не знают ни скудного детства, ни трудного отрочества, ни убогой юности, какие выпали на ее долю. Несколько раз ей представлялся случай обеспечить Ирен и Еву крупным состоянием. Мари не сделала этого. Когда она стала вдовой, ей надо было решить вопрос о применении того грамма радия, который Пьер и она добыли своими руками и принадлежащего ей как ее собственность. Вопреки мнению доктора Кюри и нескольких членов семейного совета, она решает подарить лаборатории эту драгоценную частицу радия, стоящую свыше миллиона франков золотом…»
Ирен была отлично подготовлена к будущей научной деятельности. Мария знала, какими недостатками страдает среднее образование Франции, без всякой нужды и пользы перегружающее детские головы ненужными сведениями. Вместе с друзьями, университетскими преподавателями, она организовала своего рода «питомник» для группы из десяти детей, в числе которых были и ее дочери.
Продолжим слушать рассказ Евы, настоящего очевидца событий: «Горстка ученых попробовала общими усилиями учить кучку детей с применением новейших дидактических методов».
Молодежь — Ирен к тому времени уже 15 лет — допускалась в лаборатории Парижского университета. Математику преподавал Поль Ланжевен, химию — Жан Перрен, физику — Мария Кюри. Скульптор Матру учил их рисовать и моделировать. Были, разумеется, и уроки по истории Франции и литературе.
«А по четвергам, после обеда, — продолжает Ева, — в лаборатории Физической школы устраиваются многочасовые “лекции” и практические занятия по физике — наверно, самые элементарные из всех, какие когда-либо видели эти стены, хотя вела их сама Мария Кюри! Ее ученики — некоторые из них сегодня являются крупными учеными — никогда не забудут этих очаровательных лекций и необычайного обаяния своей учительницы. Благодаря ей самые абстрактные понятия становятся почти осязаемыми, очевидными и понятными. Благодаря ей скучные теории иллюстрируются изумительно яркими и живыми примерами. Вот катятся по наклонной плоскости шарики, предварительно выкупанные в чернилах, и оставляемые ими следы помогают усвоить закон падения тел. Маятник часов чертит на угольной бумаге четкие линии своего движения… Мария Кюри передает им свою любовь к знаниям и труду. Передает им методы, которые были выработаны ею самой за долгие годы труда. Умея отлично считать в уме, она старалась, чтобы и ее ученики овладели этим искусством: “Надо добиться того, чтобы никогда не ошибаться, — повторяла она. — Весь секрет в том, чтобы не торопиться…”»
Новый дом Марии в Со имел два достоинства: он находился в местности с хорошим климатом, и к нему прилегал довольно большой сад. Дети росли в благоприятных условиях. Сама же Мария испытывала из-за переезда значительные неудобства. Ей приходилось ездить в Париж по железной дороге, а на это уходило полчаса. Она практически почти весь день проводила вне дома, деля свое время между лекциями и лабораторией.
Число сотрудников лаборатории, которую она возглавила после смерти мужа, не только не сократилось, но и возросло. Большую помощь в организации исследований оказывал ей известный к тому времени французский химик Андре Дебьерн.
Сама же Мария в 1908 году публикует сборник трудов Пьера, а в 1910 году издает свой главный труд — «Руководство по радиоактивности». Объемный том — более девятисот страниц, — на контртитуле которого помещена не ее фотография, а фотография Пьера Кюри.
Отныне Мария одна готовится к лекциям, ездит в лабораторию сама, где надевает черный халат и фартук из грубого холста (не думая о том, что от излучения надо защищаться более действенным способом), приступает к опытам. С ней нет Пьера, но остались его верные последователи и ученики — прежде всего Андре Дебьерн.
Мария составляет программу новых исследований. Она выделяет несколько дециграммов хлористого радия и повторно определяет его атомный вес. Затем приступает к выделению чистого металлического радия. До этих пор каждый раз, когда она пыталась получить чистый радий, дело ограничивалось его солями, представлявшими собой единственно
