Интенсивная терапия. Истории о врачах, пациентах и о том, как их изменила пандемия - Гэвин Фрэнсис
Наше выступление называлось «Общая практика и COVID-19: личная и политическая точки зрения». Находясь на Оркнейских островах, я несколько часов размышлял о том, что скажу, и спросил нескольких друзей, работавших врачами-консультантами, о чем им было бы интересно услышать. Многие из них ответили, что имели лишь смутное представление о том, как врачи общей практики отреагировали на пандемию и как изменилась наша работа.
– Мы не знаем, на какую именно помощь от вас можно рассчитывать, – сказала Лесли.
Мой друг-нефролог выразился более прямо:
– Просто расскажи, чем ты занимаешься весь день.
Мне не очень нравится онлайн-формат. Я не люблю задержки, проблемы со связью и отсутствие возможности прочувствовать аудиторию. В таком формате вы не слышите покашливание и ерзанье, свидетельствующие о том, что необходимо изменить тон, или одобрительный шепот, который дает понять, что вы на правильном пути. Во время выступления вы не чувствуете, сколько человек вас слушает: 500 или пять. Когда мы с Кэри выступали, нас слушало 300 человек, хотя атмосфера была такой, что слушателей вполне могло быть трое (я читал доклад из собственной гостиной). Я рассказал об изменениях, которые коснулись врачей общей практики во время пандемии: переходе к удаленному консультированию, телефонной оценке самочувствия, страхе, который мы испытали в марте в связи с ростом заболеваемости, и облегчением, испытанном в мае, когда заболеваемость начала снижаться (хотя в мире, наряду со смертностью, она все равно продолжала расти). Я объяснил, как складывался наш рабочий день в январе и как мы уделяли равное количество времени психическому здоровью, лечению хронических заболеваний, детям с сыпью или жаром и уходу за пациентами в конце жизни.
Наша ключевая обязанность заключалась в том, чтобы быстро реагировать на тревожные симптомы, которые могли указывать на рак и другие опасные заболевания.
Я описал типичный день с его звонками, перепиской и визитами на дом и рассказал об изменениях, произошедших в здравоохранении бездомных людей. Еще я упомянул о том, как хорошо сельским сообществам Оркнейских островов удалось отреагировать на пандемию и защититься от нее.
Мы, врачи общей практики, столкнулись с теми же проблемами, что и врачи стационаров, – например, со скоплением людей в зале ожидания. Хотя поставки средств индивидуальной защиты были гораздо больше, чем раньше, их все равно было недостаточно для того, чтобы вернуться к нормальной жизни. Мне было приятно поговорить о трудностях последних нескольких месяцев, и я призвал коллег признать, насколько все это было ужасно. Я упомянул о чек-листах благополучия, которые в то время висели во всех больничных коридорах и раздевалках. «Подумайте об одной сегодняшней неудаче и отпустите ее, – говорилось в одном из них. – Теперь подумайте о трех вещах, которые вам удались».
Финальный слайд был менее позитивным, хоть и не менее правдивым. Это была фотография, присланная мне коллегой во время пика заболеваемости в апреле. На снимке был запечатлен знак, который по стилю подходил евангелической церкви, но нес совсем другой, менее воодушевляющий посыл. На нем было написано: «Тот, кто сказал, что один человек не может изменить мир, никогда не ел полусырую летучую мышь».
В середине июля в США было зарегистрировано более 3,5 миллиона случаев коронавируса и 150 тысяч смертей от него. Он продолжал распространяться по всему миру. Графики показывали, насколько стремительно увеличивалось число новых случаев в США, Бразилии, Чили, Индии и Южной Африке, и, хотя смертность в США постепенно стабилизировалась, в Бразилии она только росла. Если в Великобритании во время пика фиксировалось 6000 случаев заболевания, суточное число заболевших теперь сократилось до 445. Я надеялся, что улучшение ситуации не приведет к тому, что люди перестанут действовать благоразумно.
Лебедята, мимо которых я с мая каждое утро проезжал на работу, подросли и стали более нескладными. Теперь они уже не могли забираться на спины к родителям. Мое приближение больше их не пугало, и они спокойно плавали вдоль дальнего края канала. Четыре месяца двери моего кабинета были закрыты для посетителей, но в середине июля вновь открылись. Казалось, что этот повод достоин торжественной церемонии, но на самом деле я просто снял табличку «Вход воспрещен» и открыл дверь. Менеджер Дженис подготовила новые таблички. Пациенты больше не были обязаны излагать свои проблемы регистратору, но все равно должны были передвигаться по желтым отметкам на расстоянии двух метров друг от друга. Мы прикрутили диспенсеры с дезинфицирующим гелем к стенам коридора, а к стойке рецепции – акриловый экран.
Открытие дверей клиники в прямом и переносном смысле стало глотком свежего воздуха. Этого было недостаточно, чтобы снова свободно дышать, но мы надеялись, что, несмотря на местные вспышки, карантин для отдыхающих, пугающие предсказания на зиму, а также нерешенный вопрос о том, как грядущий сезон гриппа будет взаимодействовать с коронавирусом, сама работа не изменится до неузнаваемости и мы сможем заниматься привычной медициной.
Люди, которых я теперь консультировал лично, а не по телефону или видеосвязи, делились на три основных категории. В первую входили те, чья проблема могла быть ранним признаком рака или другого опасного заболевания. К таким проблемам относились новообразования в груди, кишечные кровотечения, неослабевающий сухой кашель, а также давление смещенного позвоночного диска на спинной мозг, угрожающее параличом или недержанием. Ко второй категории относились пациенты, которым требовались инъекции в суставы. В апреле, мае и июне мои пациенты с изношенными коленными или воспаленными плечевыми суставами принимали большие дозы обезболивающих. Это неправильно, поскольку увеличение доз препаратов ведет к увеличению числа побочных эффектов, однако необходимость сделать так, чтобы люди оставались дома в безопасности, отодвигала эту проблему на второй план. Теперь я снова стал принимать пациентов с такими проблемами, и стероиды, введенные в больное плечо или колено, ослабляли их агонию. Хотя пандемия стала доказательством того, что в случае кризиса здравоохранения психические заболевания отходят на второй план, третьей группой пациентов, личный прием которых я возобновил, стали люди с тяжелыми психическими заболеваниями. Нескольких месяцев телефонных разговоров, больших доз антипсихотических препаратов, успокоительных и антидепрессантов им оказалось недостаточно.
