Лея Трахтман-Палхан - Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву

Общественная работа в цехе была в основном формальностью. Каждый работал по мере своих возможностей и привычек. Некоторых из прилежных рабочих объявляли победителями в социалистическом соревновании, которого, в сущности, не существовало вообще. Называли их ударниками, отличившимися в поднятии производительности. Через несколько лет их стали называть стахановцами по имени шахтера, отличившегося на донбасской шахте. Его именем стали называть всех передовиков в стране. Их ставили в пример, писали о них в газетах и прокламациях. Они получали всякого рода премии и поблажки, например двухнедельные путевки в дом отдыха или месяц в санатории в Крыму и на Кавказе. Пребывание там было для них бесплатным, и там хорошо кормили, в особенности мясом и мясными изделиями. Поскольку экономическое положение большинства было плохим, пребывание там становилось настоящим праздником. Кроме отличного питания, хороших жилищных условий и великолепной обстановки (это были в основном поместья дворян, наследие царских времен), там работали квалифицированные инструкторы, проводившие с отдыхающими большую часть времени. Они устраивали экскурсии по окрестностям, вечера пения и танцев. Я два раза была в доме отдыха. Первый раз получила путевку от завода, второй – от педагогического института, когда была студенткой. В санатории направлялись больные рабочие, страдающие хроническими заболеваниями. Чтобы получить направление, требовалось множество справок от врачей и больниц, и люди долго ждали очереди, чтобы попасть в нужный санаторий.

Я тоже стояла в очередях по меньшей мере раз в месяц, чтобы получить норму мяса по карточкам и принести ее Сале и Мустафе. Я чувствовала себя обязанной им, поскольку жила у них около года после возвращения Симхи в Палестину. Получить в те времена койку в заводском общежитии было нелегко. Только с помощью комитета МОПРа я получила через несколько месяцев место в комнате, где жили шесть девушек. У каждой была кровать с маленькой тумбочкой подле нее. Кровати стояли вдоль стен, а центр комнаты занимал большой стол со стульями. Одна из этих девушек – Анна Косарева, была старше меня на несколько лет. Я ее хорошо помню: мы работали в одном отделении, и она была одной из знакомых Марины. Она носила мужские рубашки и мужские ботинки и делала себе мужскую стрижку. Марина рассказала мне, что подруга, которая ходит к Анне в общежитие, живет с ней, как жена с мужем. Анна была лесбиянкой. Тогда я еще понятия не имела об этом явлении. Однажды я проснулась ночью от зубной боли – это случилось первый раз в моей жизни. Боль была нестерпимой, я стонала и кричала. Анна Косарева встала с постели, зажгла сигарету, закурила и посыпала мне пепел в дырку зуба. Я сразу почувствовала облегчение, а она продолжала прикладывать мне пепел до тех пор, пока боль не прошла полностью.

Это был единственный раз в жизни, когда я вылечилась от зубной боли таким народным средством. Утром я пошла к зубному врачу, и он поставил мне первую пломбу.

В нашей комнате была еще одна девушка, Нина. Она выделялась особой красотой и агрессивным характером. Крепкая, среднего роста сибирячка с монгольскими чертами лица и ярко-белой, как фарфор, кожей, она была «диктатором». Я знала об этом только понаслышке, потому что работала и училась, не занималась приготовлением пищи и возвращалась в общежитие только ночью. Она вела себя хорошо только по отношению ко мне и Анне, поскольку мы были городскими и самостоятельными, – порывы злости случались, когда нас не было дома. Однажды я вернулась домой после ее нападения на самую молоденькую и слабенькую среди девчат. Была напряженная атмосфера, и Нина вышла из комнаты. Тогда Анна рассказала мне, что, если бы она не вернулась домой вовремя, молодая девушка была бы ранена или убита, потому что Нина напала на нее с ножом. Когда Нина вернулась в комнату, я заявила, что ее командованию в этой комнате пришле конец, и завтра, в обед, я пойду к секретарю парткома цеха и расскажу о ее поведении. Она, конечно, не поверила, что кто-то осмелится «донести» на нее. Она была членом компартии, отличным работником, и с ней считались в цехе.

На следующий день я разговаривала с секретарем партии. Он был удивлен и сказал, что знает о сильном характере Нины, но не ожидал от нее такого дикого поведения. Он просил передать девушкам, чтобы они не боялись, поскольку общежитие – это дом для каждой из них и всех вместе, и такие случаи не повторятся. Он сказал, что Нина – девушка понятливая, и предложил не отбирать у нее билет, если она больше не будет бушевать. По его словам, партия не оставит в своих рядах человека, позорящего ее своим поведением. Если она хочет быть членом партии, она должна служить примером; и только тот факт, что она – отличница в работе, ей не поможет.

Я знала, что реакция партии будет именно такой. Это был 1934 год, еще до начала массовых арестов, до исключения и ареста порядочных людей, идеалистов, которые оставались членами партии. После этого случая Нина успокоилась и вообще не разговаривала ни с кем в комнате, кроме меня. Ко мне она привязалась. Через несколько месяцев руководство цеха выделило ей треть комнаты, как отличнице производства, поставили стену, и получилась маленькая комнатка для двух кроватей. Она попросила меня стать ее соседкой по комнате в комнате. Там я жила с Ниной до замужества. С того времени началась дружба между нами и нашими семьями, продолжавшаяся и тогда, когда у нее родилась дочь Зоя, а спустя три месяца – у меня сын Эрик.

Она вышла замуж за рабочего по имени Сергей. Он был деревенским парнем, новичком в городе. Они получили маленькую комнату в новом заводском доме. Хотя там было всего 10 квадратных метров и комната была в общей квартире – это было большим счастьем для молодоженов. Сергей по характеру был прямой противоположностью Нине и отличался мягкостью и добродушием. Он очень страдал от тяжелого характера Нины и обращался ко мне с жалобами на нее, поскольку я была единственным человеком, имевшим на нее влияние.

Нина была умница, честная и прямая, не мелочная, очень серьезная и всегда словно с камнем на сердце. Она не могла управлять своим властным и резким характером. Ее родителей уже не было в живых, а старшая сестра находилась в тюрьме за шпионаж. Нина рассказала мне по секрету, что ее сестра с мужем жили много лет в Китае, а когда они вернулись, их арестовали за шпионаж. Она не верила, что ее сестра могла изменить родине, но была довольна, что ее фамилия была другой, по мужу, и не поддерживала никакой связи с ними. Хотя сестра ушла из дома, когда Нина была еще маленькой девочкой, она была единственной из живых родственников, чьи фотографии, присланные из Китая, хранились в Нинином альбоме.