Степан Лопатин - Живая память

На третий день у противника в дополнение к танкам появилась артиллерия, подошла пехота. Их артиллерия противопоставила свой огонь, воздействуя на передний край, на ближнюю глубину, на район наших наблюдательных и командных пунктов. Открытое хождение стало опасным. Снаряды рвались и в городке вокруг кирхи.

Сложность обстановки заставляла нас смотреть непрерывно сразу в трех направлениях. И мы демаскировали себя. После подозрительной близости первого разрыва перед кирхой я отправил людей вниз, оставив только телефониста. Потом разрыв послышался сзади кирхи, в саду. Третий снаряд разорвался на крыше - осколки прошили деревянные стены башни и раздробили участок черепичного перекрытия. На площадке нас не задело.

Рядовой Веснин в это время зачем-то поднимался по лестнице вверх. Его ранило - осколок пробил руку.

Пришлось убираться всем вниз, не ожидая прямого попадания в башню. Но колокольню немцы разрушать не решились, да и в окнах мы перестали показываться.

День заканчивался. Я доложил обстановку комдиву.

- Оставайся там, потерпи до наступления темноты. Потом позвоню.

Рядового Веснина отправили в санчасть, а сами оставались до утра.

Утром огонь по кирхе возобновился, и нам пришлось из нее убираться совсем.

Трехсуточное пребывание на колокольне осталось заметным для меня событием - там впервые удалось корректировать огонь дивизиона.

Новая задача

Сперва были получены схемы с участками подвижного и неподвижного заградительного огня (ПЗО и ИЗО), которые готовятся только в обороне. Они не вызвали удивления или какого-то поворота в настроениях: наступление продолжается, а теперь временно переходим к обороне.

А вечером 7 ноября нас подменили.

Дивизия отводилась во второй эшелон, а наш артиллерийский полк получил задачу совершить 25-километровый марш на юго-восток и к утру 8 ноября занять боевой порядок на поляне 1700 метров севернее Шеллинен в готовности к наступлению. Мы должны поддержать действия 11-й гвардейской стрелковой дивизии, изготовившейся к взятию Гольдапа. Полк переходил в ее оперативное подчинение.

Город Гольдап находится южнее большого массива леса, очень неудобного для артиллерии. Открытых площадок - полян - в нем мало, разместить ОП оказалось делом сложным, а НП пришлось занять в зарослях невысоких деревьев, из-за которых ничего не видно. Перед нами залегла пехота, тоже в лесу. Наблюдательными наши -пункты можно называть только условно. Ничего не видя впереди, мы пользовались информацией пехотных командиров, носившей общий и приблизительный характер, а огневые задачи получили по карте. Обстановка вызывала недоверие. Однако до опушки леса недалеко, и, чтобы начать наблюдение, с первым рывком пехоты мы надеялись выйти на его окраину.

Копать почти нельзя - сыро. Мы ограничились неглубокими щелями на случай обстрела. Землянок не делали, а жили в палатках, спасаясь от осенней непогоды, от снежной крупы.

Палатка - рядом со щелью, в ней теплее, но сумрачно. Из нее почти не выходит майор Ширгазин, поддерживая радиосвязь по каналам полк - дивизион батареи.

В первое утро сигнала на наступление не последовало. А противник интенсивно бил по переднему краю и посылал снаряды в нашу глубину.

В следующую ночь отметили нарастающий шум моторов, похожий на танковый, внесший тревогу и ощущение сложности предстоящей задачи. Приблизившись, он стал постоянным, растекался вправо и влево, почти не прекращался, затихая ненадолго. Мы не видели машин, а только слышали и не знали, сколько их было. Может быть, армада или несколько единиц, рассредоточившись, ходили по широкому и замкнутому кругу, не выключая моторов, шумели и воздействовали на наше воображение.

В донесениях не забывали мы упомянуть о подозрительном шуме.

Донесения последовательно суммировались в полку, в дивизии, в корпусе, доходили до армии.

Ширгазин выглядел мрачным. Наши донесения поступали к нему, он читал их, отправлял Смердюку. Изложенные факты отрицать и как-то их квалифицировать он не мог, но показать, что обеспокоен ими, - нельзя, на него смотрят подчиненные, он - командир.

- А шайтан с ними, пиши, что есть, - говорил он Смердюку по телефону. - Пусть оценивают, у них башка повыше нашей сидит.

Приказ не отменялся. Четыре дня мы стояли в готовности, не очень уверенные в своих силах. А враг демонстрировал свою мощь, опираясь в обороне на цепь Мазурских озер и на такой опорный пункт, как город Гольдап, выдвинутый вперед, теперь укрепленный еще танковой техникой.

Наступление в ноябре здесь не состоялось.

Вся 11-я гвардейская армия была выведена во второй эшелон, в резерв 3-го Белорусского фронта.

В резерве

Наступило время, событиями небогатое, почти спокойное, приносившее людям отдых.

Местом размещения выбрали отдельно стоящие полуразрушенные усадьбы и прилегающие к ним леса и рощи. Около полутора месяцев мы занимались боевой подготовкой, приводили в порядок имущество батареи, получали пополнение. Изучая матчасть, пробивали стволы пыжами, удаляли с орудий налет грязи и ржавчины. Так же совмещали теорию с практикой связисты и разведчики, используя часы занятий.

На территории Литвы, где мы стояли в резерве, встречались дома с русской печью, поставленной у одной из стен. В таком уцелевшем домике удалось разместить взвод управления нашей батареи. Печь занимала около трети комнаты, довольно высокой и светлой.

С печи высовывается голова черного стриженого человека и спрашивает у Данилова:

- Как ты думаешь, комбат не прогонит?

- Прогнать не должен, а вот оформить трудно. Лежи пока.

- Я ведь добирался до вас, искал...

- Лежи...

Комбат не прогнал, а только удивился:

- Ты откуда, Ахмет? И как попал на печку?

- Из госпиталя, товарищ гвардии капитан.

- Ты был ранен?

- Так точно, зацепило у Алитуса, подлечился вот.

- К нам в гости?

- Насовсем. Я теперь ничейный, а в запасной полк не пошел, прямо сюда. Со своими воевать лучше.

- Но ведь ты был в полку у Чарского?

- В госпитале не считаются, где был. Если примете...

- Мы не против, Ахмет, даже за. Отдыхай. Что зависит от меня - сделаю.

Ахмета Гасанова мы знали давно, и давно он просился к нам. Малого роста, по-мальчишески щуплый, он значился первым номером пулеметного расчета и неплохо справлялся с "максимом", но тяжелый станкач на дальних переходах был для него великоват и, по-видимому, изнурителен. В боях за плацдарм на западном берегу Немана он отразил пулеметом две контратаки, был ранен, но продолжал стрелять, пока угроза подразделению не отпала. Прямо от пулемета его отправили в медсанбат...

Данилов вступается за Гасанова: