Борис Друян - Неостывшая память (сборник)

На первом курсе Саша Лущик написал поистине пророческое стихотворение и посвятил его мне. Автограф сохранился в моем архиве:

Боре Д.Ночи, ночи – с черной гривой кони.Только знает сердца жаркий кнут,Как грустят по мне твои ладониИ глаза отчаянно зовут.

Может, так вот где-то на рассветеТалых вод холодная рукаОбожжет тоской о знойном летеГолые колени лозняка.

Ночи, ночи – с черной гривой кони,Жизни вы не сбросите узду,Если я на трудном перегонеПод копыта мертвым упаду.3 апр. 57 г.

В 1979 году мы с Леней Левинским в Ленинградской газете «Ленинские искры» опубликовали три целинных стихотворения Саши Лущика, предпослав им небольшую заметку о нашем друге. Затем была солидная публикация стихов Саши в журнале «Аврора». Номер с Сашиными стихами мы принесли Тоне. Мальчик уже вырос и очень был похож на своего талантливого отца.

…Внезапно наступили холода, пошли дожди. Наш фанерный вагончик продувался насквозь, мы здорово замерзали, чихали, кашляли. И совхозники, и студенты работали на пределе сил, надо было спасать урожай. Особенно тяжко приходилось девочкам. Наравне с парнями трудились Рая Демина, Рита Климова, Ада Мартынюк, две Ирочки – Плестакова и Санькова, Таня Силаева…

Незадолго до нашего отъезда бригадир дядя Саша Ломанов подошел ко мне и сказал, что он написал на меня характеристику. Я не мог сдержать улыбки, мол, зачем она мне? Но дядя Саша все же вручил мне написанную от руки характеристику. Она была заверена совхозной печатью. Храню этот трогательный документ, написанный от всего сердца рукою полуграмотного человека как дорогую реликвию. Горжусь сочинением дяди Саши не меньше чем медалью «За освоение целинных и залежных земель».

Характеристика.

Дана студенту Друяну Борису Григоровичу втом что он действительно роботал во 2-й тракторной полевоческой бригади мотористом карбюраторных и дизельных моторох. тов. Друянов Б. Г. довольно освоил технику всех марок двигателей выше указаных. За яго перебувание во 2-й тракторной полевоческой бригаде з 3-го августа по 13 октября 1958 г. ни одной аварий небило, соблюдал правила тенического ухода за моторами. Он оказал большую помочь ни только бригаде и в целом совхозе. Нищитаясь з большой трудностю непогоды тов. Друян Б. Г. стоял на своем посту твердо и уверено чесно и справедливо дело чести и славы. где за его роботу оценил бригадир 2-й тракторной полевоческой бригады тов. Ломанов вынос перед бригадой за достигнутую роботу благодарность

…На Васильевском острове построили новенькое общежитие для студентов. Туда поселились и мы с Леней Левинским. Жили мы с ним в разных комнатах. Во многих комнатах жили иностранцы, и советские студенты должны были им помогать осваивать русский язык. В первый же день я зашел в свою комнату и увидел маленького худенького китайца, который почтительно встал и с улыбкой произнес: «Здластуйте!». Я поздоровался, протянул руку, назвал себя и спросил, как его зовут. Имя его оказалось из трех частей, средняя состояла из одной буквы «Ю». Я сказал, что отныне буду его звать просто Ю. Он радостно закивал головой. Кто-то меня вызвал в коридор, вернулся я через несколько минут. Мой новый сосед снова встал и, так же, улыбаясь, произнес: «Здластуйте!» «Может, он меня с первого раза не запомнил?» – подумал я и четко назвал свое имя. Однако все повторилось и в следующий раз, когда мне надо было ненадолго выйти из комнаты. Пришлось дать ему первый урок. С тех пор я стал для него терпеливым учителем, непререкаемым авторитетом. В то время обострились отношения между СССР и Китаем, чуть не каждую ночь проходили в общежитии собрания китайских студентов. В комнате нас было четыре человека. Лишь только мы укладывались на ночь, как раздавался осторожный стук в дверь: вызывали нашего Ю. В конце концов мне это надоело. Услышав стук, я швырял в дверь ботинок и приказывал Ю не вставать с кровати. Но китайская дисциплина брала верх над уважением ко мне: Ю быстренько одевался и выскальзывал из комнаты.

Одно время жил с нами и албанец по имени Кемаль. Был он улыбчив и доброжелателен. К сожалению, в результате резкого обострения отношений между нашими странами всех албанских студентов режим Энвера Ходжи отозвал на родину. Доходили скупые сведения, что их участь была трагичной. Со слезами прощаясь со мной, Кемаль настойчиво просил принять от него на память подарок – новый пиджак.

Жил в нашей комнате и студент отделения журналистики монгол Цэрэндаш Намсрай. Был он развитым, ироничным человеком, прекрасно говорил по-русски. Когда ко мне заглядывали однокурсницы, он протягивал руку, склонял свою большую голову, коротко и многозначительно произносил: «Намсрай». Девочки в растерянности глядели на меня, не понимая, как им надлежит реагировать. Я успокаивал их, уверяя, что это вполне приличное монгольское имя. Но он-то отлично все понимал и с удовольствием раз за разом повторял обряд представления девочкам. Однажды во время такого спектакля присутствовал Леня Левинский. Его реакция была мгновенна: «Ты Намсрай-то Намсрай, но не срай на нам!»

К монголу часто приходили письма с родины. На конвертах были наклеены большие красивые марки и значилось слово «Шуудан». Намсрай мне объяснил, что слово это в русском переводе – почта. Слово мне понравилось, и я часто повторял: «Шуудан, шуудан!» Тогда Намсрай написал на листе бумаги несколько слов. Я их расставил в определенном порядке, они приобрели какое-то особое звучание, и я заучил их, как стихотворную строку. Мой монгольский приятель восхитился моими способностями и попросил произнести эти слова, когда его навестит однокурсница-землячка. Не ожидая подвоха, я так и сделал. Девушка пулей выскочила из комнаты. Как оказалось, среди этого словесного набора единственным приличным словом было слово «шуудан». Монгол смеялся. Ну не драться же было с ним! Впрочем, однажды я едва избежал его крепких кулаков. В каникулы Намсрай съездил на родину, а когда вернулся, в комнате стало чем-то неприятно попахивать. Не помогала вечно открытая форточка. Когда мои соседи куда-то ушли, я пригласил Леню Левинского, и мы тщательно обследовали комнату. В шкафчике Намсрая обнаружили подозрительное мясо, нарезанное длинными тонкими ломтиками. Мы его тут же выкинули в помойное ведро на кухне, а комнату проветрили.

Намсраю я, конечно же, рассказал о нашем поступке. Он был взбешен, что-то кричал по-монгольски и потрясал кулаками. Я не на шутку испугался его гнева. Для нас злосчастное мясо давно потеряло свою свежесть, а для Намсрая, как оказалось, вяленая строганина – самое настоящее национальное лакомство. Гнев Намсрая быстро прошел, я был прощен.