Борис Друян - Неостывшая память (сборник)

Вдвоем с Валерой Новиковым внесли Юру на носилках в санитарный самолет. Открыв глаза, он лишь слабо улыбнулся нам на прощанье. Самолет взял курс на Кокчетав. В областном центре наш товарищ скончался. Травмы оказались, как говорили врачи, несовместимы с жизнью…

На полевом стане возле длиннющего зернового тока под открытым небом наша бригада поселилась в двух небольших вагончиках. Девочки – в дощатом, а парни – в хлипком фанерном. Снова я работал и мотористом, и рабочим на току. Физически сильные Саша Лущик, Валера Новиков, Володя Чигиринов, Федя Флягин, Игорь Бузинов не знали усталости, подбадривали друг друга шуткой, трогательно опекали девчонок. Когда изредка выдавалась свободная минута, Саша скрывался за буртом пшеницы, доставал блокнот и писал стихи. Писал он и поздно ночью при свете коптилки или карманного фонарика. В такие минуты мы старались ему не мешать: рождались стихи и песни о нас, о нашей работе, о целинном братстве, о бескрайней казахской степи.

Вечер бьет голубым копытомО дорожную черную стынь.Горьковатым, далеким, забытымПряно пахнет степная полынь.

Месяц – тоже степняк полудикий,Узкоглаз, кососкул, смуглолиц,Слышит битвы победные крики,Ржанье диких степных кобылиц.

В бой выходят ковыльные рати,Ветер звездные строит полки,И плывут облака на закате,Как забытых кочевий дымки.

Кружит коршун над степью несмело,Унося в безъязыкой тоскеТо, что степь рассказать мне хотелаНа гортанном своем языке.

Жаль, рядом с нами не было Леньки Левинского. Он попал в другую студенческую бригаду, которую возглавлял наш новый товарищ Яша Гордин. Иногда на полевой стан приезжал на мотоцикле с коляской Василий Васильевич Гербач. Он опять руководил всеми бригадами Ленинградского университета.

Невдалеке от наших вагончиков стоял еще один, в котором находилась «резиденция» бригадира 2-й тракторно-полеводческой бригады дяди Саши Ломанова. Вместе с ним жила и его жена, тихая незаметная женщина. Она исполняла обязанности нашей поварихи. Дядя Саша, необыкновенно подвижный человек небольшого роста, из бывших зэков, виртуозно ругался матом к делу и не к делу. У него был старенький мотоцикл. Он возился с ним целыми днями. Как правило, дряхлая машина заводилась с большим трудом. Воздух содрогался от противного рева. Наездник делал несколько кругов, затем мотоцикл недовольно чихал и вовсе замолкал. Дядя Саша, озабоченно матерился, что-то подкручивал и безуспешно пытался его реанимировать. Продолжалось это довольно долго. Наконец с громкими матерными воплями бригадир поднимал мотоцикл над головой и швырял его на землю. От бедной машины отлетали какие-то детали, а дядя Саша отправлялся в свой вагончик. Приведя нервы в порядок, он принимался за разборку-сборку своего железного коня. К нам он относился уважительно, видел, что мы работаем от зари до зари. Меня он отличал особо. И не только за работу, но и за то, что однажды я его убедительно изощренным флотским матерком попросил не пользоваться при девочках ненормативной лексикой. Изо всех сил он старался выполнять мою просьбу, но не всегда это ему удавалось.

В сентябре, накануне моего дня рождения, Саша Лущик, Валера Новиков и я на совхозном грузовике укатили по ровной степи в недалекую РСФСР за водкой, поскольку в Казахстане свирепствовал во время уборочной кампании сухой закон. В каком-то поселке мы купили несколько бутылок водки, «сняли пробу» и собрались в обратный путь. Однако шофер где-то умудрился так нализаться, что пришлось его загрузить в кузов под присмотр Новикова. Мне пришлось сесть за руль.

Едва выехали в степь, как сидящего рядом со мною в кабине Лущика развезло, он стал отнимать у меня рулевое колесо. С трудом убедил я его заняться переключением скорости. Кончилось тем, что мотор заглох. Решили, что дело в свечах. Я нажимал на стартер, а Саша проверял по очереди все свечи. Каждый раз его ощутимо дергало током. Мотор молчал. Был поздний вечер. На наше счастье невдалеке проезжал случайный грузовик. Мы дружно замахали руками. Водитель посоветовал подождать, пока наш шофер придет в себя, но мы упросили его сейчас же помочь нам. Машина завелась, в полночь мы приехали на центральную усадьбу совхоза, занесли шофера в его дом и с песнями отправились на свой полевой стан.

Самым ярким воспоминанием о дне рождения в памяти осталась песня, которую сочинил Саша Лущик на мотив «Фонариков». В этом тексте-шарже мой друг зарифмовал всю тогда еще не длинную мою биографию:

Когда Друян на этом свете появилсяИ первый раз свои пеленки замочил,Он не ходил в кабак, и не курил табак,И никого он, кроме мамы, не любил.

Когда под стол ходить пешком он научился,То в моряки на Балтику попал.Он был лихой матрос и службу славно нес,Когда на камбузе в компоте штормовал.

Он важно клешами утюжил мостовые, —Мол, деньги есть, а мне на прочих наплевать.А вечерком Борис на три ступеньки внизКатился с женщинами юность пропивать.

Но жизнь подобная наскучила Друяну,О тихой гавани наш Боря затужил.И, позабыв кабак, он поступил на факИ филологию, как женщин, полюбил.

И вот уже Борис Друян второе летоНа целине работает как черт.Он как припомнит флот – так весь аванс пропьет,Но не побил еще он Лущика рекорд!

Было форменным мальчишеством казаться забубенными любителями спиртного или просто походить на героев Ремарка, которые запросто опрокидывали двойной кальвадос. Мы и не знали тогда, что двойной кальвадос – мизерная для русского человека порция.

По правде говоря, сам Саша Лущик был большим любителем спиртного. Мне было действительно куда как далеко до его «рекорда»! Спустя несколько лет после окончания университета до нас с Леней Левинским дошли слухи, что наш друг по распределению работал в школе в дальнем ауле где-то в Средней Азии. Его жена Тоня с маленьким сынишкой осталась в Ленинграде. Школьники его обожали, но из-за пристрастия к алкоголю он был вынужден покинуть мусульманское селение. Поселился Саша в Севастополе, работал в заводской многотиражной газете. Однажды собрал все написанные стихи и «навалом» представил рукопись в Симферопольское книжное издательство. Там скорее всего не придерживались принципа: «Талантам надо помогать, бездарные пробьются сами». Стихи Саше завернули. Состояние его можно только представить. Вскоре на территории завода он оказался под колесами маневрового паровоза…

На первом курсе Саша Лущик написал поистине пророческое стихотворение и посвятил его мне. Автограф сохранился в моем архиве: