Борис Друян - Неостывшая память (сборник)

Крайне редко, но случалось, когда я всерьез увлекался соученицами. Но они об этом и не догадывались. К примеру, вряд ли замечала очаровательная Лада мои робкие, обожающие взгляды. Для меня она была недосягаемой богиней.

На факультете появился журналист из Москвы по фамилии Мурзин. Ему было поручено создать новую молодежную газету в далеком Сыктывкаре. Он сумел завербовать моего друга Володю Пырсикова, которому стала невмоготу вечно полуголодная студенческая жизнь. Бражкин старший перевелся на заочное отделение и укатил в столицу Коми. Его приезды на экзаменационные сессии сопровождались веселыми застольями в общежитии. Тут уж он лично принимал «хмельные зачеты» у своих друзей. Неудивительно, что у Володи возникали «хвосты». Но он и не думал унывать, рассчитывая в следующий приезд отделаться от них.

Однажды во время зимней сессии мы шли с ним по коридору филфака. Навстречу шествовала группа ученых, принимавших участие в международной встрече по проблемам изучения классической филологии. Возглавлял шествие Аристид Иванович Доватур, руководивший на нашем факультете кафедрой классической филологии. Был он очень хорошим, добрым человеком, но одиноким, неухоженным. Мы знали, что в 1937 году он был арестован и пробыл в лагерях целых десять лет. Мы почтительно прижались к стенке, но Доватур заметил нас, остановился, взял за руку рослого, представительного Володю и подвел его к коллегам. «Прошу внимания. Хочу представить вам замечательного человека, – серьезно начал он. – Это Вальдемар Пырсиков». Ученые почтительно склонили головы. «Этот человек замечателен тем, что совершенно не знает латыни!» – с улыбкой закончил Аристид Иванович под общий громкий смех. Володя был в крайнем смущении, его лицо и лысина здорово порозовели. Ученые наконец медленно удалились, а мы с другом поспешили по своим неотложным делам.

В 1981 году Володя приехал в очередной раз ко мне в гости. Мы хорошо посидели, а ближе к вечеру неожиданно решили повидаться с Аристидом Ивановичем. Быстро навели справки. Оказалось, он живет в переулке Гривцова, около Сенной площади. На такси быстро домчались до его дома. Жил, вернее доживал, крупный ученый в коммунальной квартире. Неожиданных, незваных гостей принял с искренним удовольствием: «Надо же, не забыли старика, а Вас, Вальдемар, я никогда не забывал, Вы, смею думать, так и не освоили латынь». Вся комната одинокого человека была завалена книгами. Хозяин принес из кухни чайник. Мы извлекли из авоськи большой торт к чаю и не меньше часа провели за разговорами с Аристидом Ивановичем. В следующем году он умер.

Проводы Володи к месту работы всегда были шумными, веселыми. На перроне в ожидании отправления поезда мы слегка прикладывались по очереди к бутылочке, пели песни. И непременно – «По тундре, по широкой по дороге, где мчится скорый “Воркута – Ленинград”…» и «Я не знаю, где встретиться нам придется с тобой. Глобус крутится-вертится, словно шар голубой…» Однажды морозной зимой буквально за минуту до отхода состава Бражкин старший стащил с меня тонкое демисезонное пальтишко, надел на меня свое теплое зимнее пальто и уже из тамбура крикнул, чтобы я ни в коем случае не замерзал. Поезд ушел, а я остался в большущем, не по росту одеянии. Лишь роскошный меховой воротник был в самый раз. Пришлось на следующий день сдать Володино пальто в комиссионный магазин. Выручки еле-еле хватило на покупку зимнего полупальто.

Володя регулярно присылал мне письма. Как-то я получил от него фоторепортаж о моем торжественном приеме в «Партию убежденных холостяков». Несколько лет я состоял действительным членом этой почтенной организации, но не вытерпел – нарушил устав, женился, а удостоверение, на красной корочке которого значились три крупные буквы «ПУХ», до сих пор храню как важную реликвию. Многие годы мой друг отдал Северу, работая сначала в газете Сыктывкара, а затем на телевидении Магадана. Там он познакомился с выдающимся эстрадным певцом Вадимом Козиным. Узнав от Володи об изданной в 1976 году в Лениздате книге стихов и прозы Анны Ахматовой, Вадим Алексеевич очень захотел ее приобрести. Я немедленно выполнил его желание, а он прислал мне с трогательной надписью свою пластинку старинных романсов и песен.

Отдав щедрую дань Заполярью, Володя перебрался на материк – в родную Пермь, работал на радио, в областной газете «Звезда», с отрядом пермского ОМОНа не раз принимал участие в боевых действиях в Чечне. Об этом свидетельствуют государственные награды. Для меня Володя Пырсиков, мой дорогой Бражкин старший, – один из самых лучших, мужественных людей, с которыми мне посчастливилось повстречаться в жизни. Мы и сейчас с ним перезваниваемся, переписываемся по электронной почте. Но уже давненько ни он, ни я, к великому сожалению, фамилии Бражкин, не соответствуем.

После второго курса мы снова уехали в Северный Казахстан на уборку урожая. Работали в тех же местах, но не в Ленинградском, а в Чкаловском районе, на полевых станах зерносовхоза имени Ильича. Как и в прошлом году, сначала нас использовали на самых разных работах.

…Мы загружали двукрылый самолет большими мешками с каким-то вонючим веществом, которое пилот распылял над полями. Чтобы не отравиться, нам выдали респираторы. Пока самолет был в воздухе, мы пластом лежали на земле. Но вот он приземляется, и мы опять впрягаемся в тяжелую работу. Вечером с трудом добрались до совхозной столовой. Руки, ноги, плечи, спина, поясница налились непривычной тяжестью, требовали отдыха.

На следующий день самолет с раннего утра отправился на поиски Юры Максимова. Он учился в нашей третьей русской группе. Найден он был на степной дороге полуживым. Как потом выяснилось, накануне поздним вечером Юра гулял с девушкой Лидой. Они оказались далеко от центральной усадьбы совхоза. Сзади раздался шум мотора. Ехал грузовик. Толстые жерди, закрепленные перпендикулярно бортам для размещения большего груза сена, в непроглядной темноте были не видны. В последнее мгновение Юра успел оттолкнуть девушку в сторону, а сам попал под страшный удар жердины. Шофер лишь прибавил газ, и грузовик умчался вдаль…

Вдвоем с Валерой Новиковым внесли Юру на носилках в санитарный самолет. Открыв глаза, он лишь слабо улыбнулся нам на прощанье. Самолет взял курс на Кокчетав. В областном центре наш товарищ скончался. Травмы оказались, как говорили врачи, несовместимы с жизнью…

На полевом стане возле длиннющего зернового тока под открытым небом наша бригада поселилась в двух небольших вагончиках. Девочки – в дощатом, а парни – в хлипком фанерном. Снова я работал и мотористом, и рабочим на току. Физически сильные Саша Лущик, Валера Новиков, Володя Чигиринов, Федя Флягин, Игорь Бузинов не знали усталости, подбадривали друг друга шуткой, трогательно опекали девчонок. Когда изредка выдавалась свободная минута, Саша скрывался за буртом пшеницы, доставал блокнот и писал стихи. Писал он и поздно ночью при свете коптилки или карманного фонарика. В такие минуты мы старались ему не мешать: рождались стихи и песни о нас, о нашей работе, о целинном братстве, о бескрайней казахской степи.