Девочка с Севера - Лия Геннадьевна Солёнова
Дали команду: «На старт, внимание, марш!» Мы не спеша тронулись. Все, кроме Эли. Она рванулась вперёд как на стометровку! Мы изумлённо переглянулись, но её примеру не последовали. Через 200 метров мы её нагнали. Она, задыхаясь, шла по обочине дороги – сердце не выдержало амбиций. Сошла с дистанции. Нас её поступок неприятно поразил – по всем понятиям, школьным и не школьным, он был нечестным.
Полярный, лето 1958 года. После окончания девятого класса перед поездкой в лагерь. Крайняя слева – Эля, вторая слева – Лия
Когда наша семья переехала в Новый Полярный, мы с Элей стали дружить более тесно. Меня привлекала её начитанность. Читала она много, часто целыми ночами. Была остра на язык. Она немного играла на пианино, могла сыграть несколько тактов полонеза Огинского – в Тюмени училась в музыкальной школе. Приёмник в её комнате работал постоянно. Она его слушала, даже делая уроки. Я, к слову, не могла заниматься при включённом радио. Оно меня отвлекало. Эля была неробкого десятка. Однажды, провожая меня и выйдя из своей квартиры на лестничную площадку, она предложила скатиться по перилам. Квартира была на четвёртом этаже, в центре зиял широкий лестничный проем. Сев боком на перила, балансируя руками и ногами, Эля скатилась на этаж ниже. Меня это сильно впечатлило. Она сказала, что тренировалась, начиная с перил первого этажа, постепенно добираясь до четвёртого.
– А теперь ты попробуй! Давай!
Я села на перила, но проехать не смогла. Конечно, таким способом я тоже каталась на перилах, но только не с четвёртого этажа рядом с зияющим проемом. Поняла, что, если отпущу руки-ноги, не удержусь и свалюсь в лестничный проём. У меня вообще страх высоты, сердце куда-то в пятки падает, когда стою на краю обрыва или где-нибудь на верхотуре. Она меня подзадоривала, уговаривала. Вдруг в какое-то мгновение что-то промелькнуло в её глазах. Мне показалось, что ей хочется, чтобы я кувырнулась вниз с высоты четвёртого этажа. Может, и правда, только показалось, но я похолодела. По дороге домой меня мучила мысль, действительно было это желание в её глазах или мне почудилось. Решила, что почудилось.
В ТЮПе в то время мы репетировали пьесу Б. Горбатова «Юность отцов». Это драма о Гражданской войне, в которой погибают герой и героиня. Остаётся только их маленькая дочка, к которой обращается накануне казни, находясь в белогвардейской тюрьме, героиня пьесы. В финале пьесы она читает обращённое к дочери предсмертное письмо в надежде на то, что та прочтёт его, став взрослой. Роль героини репетировали я и Эля. Обычно мы с ней играли разные роли, а на спектакле «Юность отцов» стали соперницами. Я это соперничество не воспринимала серьёзно, а Эля, похоже, напротив. К тому же она собиралась в артистки, а я нацелилась, уж не знаю почему, в химики. Перед премьерой встал вопрос, кому играть первый премьерный спектакль. Его зрителями были старшеклассники, а второй предназначался младшим классам и, естественно, был менее престижным. После генеральной репетиции решили бросить жребий. В зале была моя сестра Таня, самая пылкая моя поклонница, болевшая за меня. Ей и поручили тянуть жребий, исходя из принципа «устами младенца глаголет истина», и руками, видимо, тоже. Вытянула Элю, все засмеялись, а Танька, выскочив из зала, рыдая, бежала по школьному коридору. Первый спектакль играла Эля, а следующий – я. И оказалось, что маленькая ручка сестры была рукой судьбы! Совершенно неожиданно на мой спектакль приехал Любинский. Он преподавал в мурманском пединституте, кажется, историю искусства. Одновременно был сотрудником института художественного воспитания детей и подростков в Москве и в качестве такового приехал посмотреть наш спектакль. На спектакль я позвала отца, и не знаю, как вышло, что он оказался рядом с Любинским. Они познакомились. После первого акта Любинский спросил его:
– Дочь, конечно же, в артистки собирается?
– Слава богу, нет. В химики.
– Ну и правильно.
Однако после последнего акта мнение Любинского коренным образом поменялось. Он стал горячо убеждать отца в том, что мне прямая дорога в артистки, и, кажется, убедил. Придя домой, я застала отца, совершенно растерянного и ошалевшего от комплиментов в мой адрес. Что уж говорить обо мне! После спектакля состоялась встреча Любинского с «творческим коллективом». Он много говорил, разбирал спектакль по косточкам, а меня так расхвалил, что «крыша» у меня естественным образом поехала! Много ли для этого надо девчонке в шестнадцать лет! Все последующие ответственные спектакли играла я, а не Эля. Похоже, этого она, в отличие от меня став артисткой, чья артистическая карьера не удалась, по доходящим до меня замечаниям в мой адрес, не отличавшимся доброжелательностью, не могла простить ни мне, ни Галине Николаевне всю жизнь.
Спектакль «Юность отцов». Смерть героя. Я склонилась над убитым мужем. В шинели стоит Слава Лыков
Спектакль «Юность отцов» на мурманском телевидении. Сцена в тюрьме
По-видимому, от Любинского о нас узнали и в институте художественного воспитания детей и подростков в Москве. На весенних каникулах со спектаклем «Юность отцов» мы поехали в Москву, играли его в какой-то московской школе. На него приходили сотрудники института и тоже меня хвалили. Мы ходили в театры, Третьяковскую галерею. Тогда, в 1959 году, попали на спектакль «Два цвета» театра «Современник». Пьеса про борьбу с бандитами, смелость и трусость. Играли Кваша, Ефремов, Евстигнеев, Круглый, Светлана Мизери. Актёры первого состава «Современника». До этого я видела спектакли Театра Северного флота и других театров, которые приезжали на гастроли в такую даль, как наш Полярный, но даже представить себе не могла, что спектакль может так захватить, до мурашек, до озноба! Я увидела потрясающе естественную, живую и
