Наперекор земному притяженью - Олег Генрихович Ивановский
— Ну что же, товарищи, я за то, чтобы отделам предоставить права первичных парторганизаций. Я не разделяю опасений некоторых присутствующих здесь, что ОКБ потеряет свое общественное лицо. Мы теперь с заводом — единый коллектив. Я за то, чтобы отделам дать больше самостоятельности и в производственных вопросах, и в общественных. Но и больше с них спрашивать. Я против многоступенчатости…
Необходимо отметить, что до этого — все прошедшие годы — парторганизации отделов входили в парторганизацию ОКБ, а не в партком завода.
Членом партбюро ОКБ был мой товарищ, инженер одного из отделов, живший в нашей же Тайнинке, — Тумовский Евгений Александрович. Недавно, вспоминая о тех годах, он подробно рассказал о том, как дальше происходили события.
Предстояла первая партийная конференция. Были на нее избраны и делегаты от ОКБ. На собрании представителей делегаций предварительно обсуждался новый состав парткома. Первыми были названы кандидатуры секретаря парткома, Главного конструктора и директора завода. Причем это предложили делегаты от завода. А дальше страсти разгорелись: завод выдвигал своих, ОКБ — своих… Представителей завода было значительно больше, и поэтому при обсуждении отводились кандидатуры представителей ОКБ. Тогда слово попросил Сергей Павлович:
— Я понимаю вас, уважаемые производственники. У ряда товарищей складывается мнение, что если, в руководстве общественными организациями будет «засилье» представителей ОКБ, то интересы производства, интересы рабочих в какой-то мере пострадают. Поймите: мы — единый коллектив, с едиными, очень серьезными задачами. Мне и в прошлом, когда я был лишь главным конструктором, не были безразличны нужды цеховых коллективов. Теперь я руководитель всего предприятия и должен заботиться о всех подразделениях одинаково. Думаю, так же будут поступать и партком, и заводской комитет профсоюзов, и другие общественные организации. Я не навязываю вам своего мнения, но, думается, в наш партком мы должны избрать достойных и работоспособных товарищей, а принадлежность к тому или другому подразделению не должна иметь значения.
И тогда встал кадровый производственник, старший мастер, один из ветеранов — секретарей первичных организаций:
— Правильный урок преподал нам Сергей Павлович. Я считаю, что от ОКБ нужно ввести представителей в партком, а уж кого — обсудим спокойно. В конце концов не надо забывать, что ОКБ — мозг предприятия…
— Слушай, ты знаешь, что партком принял решение об изменении структуры нашей парторганизации, что теперь нашего «окабешного» партбюро не будет?
— Знаю, конечно. И что?
— А то, что меня очень интересует, что ты теперь будешь делать, освободившись от секретарских обязанностей.
— Пойду в свой отдел. А то больше двух лет на партработе, а я ведь еще из «молодых специалистов» не вышел.
— Да уж из «молодых», со старым стажем…
Примерно такой разговор произошел в те дни у меня с Михаилом Степановичем Хомяковым, одним из наших конструкторов, бывшим тоже членом нашего партбюро. Но, как выяснилось весьма быстро, Михаил Степанович имел свои виды, зондируя мои личные планы.
— Знаешь что, давай вместе работать дальше, а?
— Вместе? Кем, где, что делать?
— Меня недавно Сергей Павлович вызвал, сказал» что назначит ведущим конструктором по первому спутнику, по ПС.
— По ПС? Так это же здорово!
— Один я это дело не потяну. Я больше буду ракетой заниматься, а ты самим спутником. Королев мне говорил, чтобы я подумал о заме.
— А я смогу? — возникли у меня первые сомнения.
— Захочешь — сможешь. Не первый день в ОКБ. Дела наши знаешь…
Скажу прямо: это предложение застало меня врасплох. Что значит ведущий конструктор и его заместитель, я примерно представлял — все знать, всем заниматься, все видеть, за все отвечать. Сергей Павлович не раз, обращаясь к кому-то из ведущих, говаривал: «Вы — глаза, руки и уши Главного! Ясно?» Но конкретно, конечно, я свою работу не представлял.
Поздно вечером нас принял Главный.
— Это хорошо, что вместе. Договорились? — сразу спросил он, устало взглянув на нас.
Я понял, что какой-то разговор обо мне уже был. Михаил Степанович попытался обстоятельно, как он это всегда делал, доложить о моих колебаниях, но Сергей Павлович жестом остановил его и спросил меня:
— Согласны?
Смутившись, я довольно бессвязно пролепетал, что все это для меня внове, что у меня нет опыта…
— А вы полагаете, все, что мы делаем, для всех нас не ново? Спутники Земли делать не ново? Или вы думаете: у меня есть опыт полетов к звездам?
Я молчал.
— Так что, беретесь за дело?
— Берусь, Сергей Павлович.
— Вот и добро. Желаю успеха.
Его рука легла на пухлую стопу вечерней почты. Было около одиннадцати часов вечера.
На следующее утро мы с Михаилом Степановичем поднялись на третий этаж в кабинет заместителя Главного по проектным делам Константина Давыдовича Бушуева. Несмотря на ранний час, у него уже было несколько инженеров.
Бушуев, улыбнувшись, протянул руку:
— Ну что ж, поздравляю вас с новой работой!
Представляться не пришлось. У Бушуева обсуждалась проблема терморегулирования спутника. Я, незаметно толкнув Михаила Степановича в бок, кивнул на дверь. Мы вышли в коридор.
— Ну, знаешь, хорош у тебя зам. Хоть бы я что-нибудь из всего их разговора понял!
— Да ну тебя! Бросай скулить! Что ты в самом деле?
— Да не скулю я! Ведь это все изучать придется…
— А ты как думал? Конечно. Ты в ОКБ не чужой, порядки знаешь. Кто чем занимается — тоже. Проект есть, осилишь…
Несколько дней я не появлялся на третьем этаже в отделе у Евгения Федоровича Рязанова, который был назначен заместителем Михаила Клавдиевича Тихонравова, пришедшего работать в наше конструкторское бюро начальником проектного космического отдела. Пришлось просмотреть множество проектных материалов и отчетов, порыться в разных справочниках и, забыв о самолюбии, просить знакомых инженеров объяснить мне непонятные вопросы. Лишь с тем, что касалось радиотехники, электроники, было полегче — многое было известно из институтского курса. Михаил Степанович как-то утешил меня, сказав, что в спутниках Земли, как он понимает, две трети, а то и три четверти веса и объема будет занимать электроника.
В проектном отделе работы шли полным ходом. То, что должно было получить название, еще странное и необычное в машиностроении, «спутник», на листах ватмана приобретало вполне конкретный облик. Шар с четырьмя усами-антеннами — общий вид нашего первенца. На чертежах в кажущейся путанице линий, прямых, кривых, жирных и тонких, не сразу
