Ирвинг Стоун - Происхождение

После ужина мужчины перешли в библиотеку. Генсло подложил в камин свежие поленья и привычным движением поворошил угли.

– Дорогой мой Генсло, я так мечтал о встрече с вами, – проговорил Чарлз. – Вы мой самый лучший друг, каких никогда ни у кого не было. Пока я жив, я всегда буду вам обязан.

– Я рекомендовал вас на "Бигль", и, естественно, отвечал за то, чтобы помочь доставить ваши коллекции в целости и сохранности. Когда можно будет ознакомиться с вашими растениями с Галапагосов?

– Как только капитан Фицрой доставит корабль в Гринвич. Я хочу снять с вас заботу об этих своих ящиках и как можно скорее приступить к работе над книгой по геологии.

– Оставайтесь в Кембридже, рассортируйте свои виды по семействам и ждите заявок на экспонаты от тех, кто уже работает в какой-нибудь конкретной области. Кстати, в прошлом месяце Седжвик и я подписали рекомендацию для вашего вступления в Геологическое общество. Ваша кандидатура будет выдвинута второго ноября. А вскоре после этого вас изберут.

Из своего прихода в окрестностях Кембриджа прибыл брат Хэрриет Леонард Дженинс. Это был тот самый Дже-нинс, которому предлагали отправиться натуралистом на "Бигле", однако по семейным и служебным обстоятельствам он от этого предложения отказался. Дженинс не завидовал Дарвину и не держал на него зла: он испытывал удовлетворение от сознаний, что путешествие оказалось плодотворным. Он оставался все таким же, каким Чарлз его помнил: добрые глаза под набрякшими веками зорко всматривались в окружавший его мир.

– Я привез вам экземпляр своей новой книги – "Руководство по позвоночным животным Британии". Его только что напечатало издательство Кембриджского университета. Не мне судить о достоинствах собственной работы, но ведущие зоологи отзываются о ней с похвалой. Я занялся изучением привычек животных, а не просто их описанием. Боюсь, что это представит интерес только для узких специалистов.

– Никто из нас, увы, не может соперничать с Чарлзом Диккенсом, выпускающим с продолжением свои "Записки Пиквикского клуба", – заметил Чарлз.

На следующее утро Генсло повел его осматривать подвал. У Чарлза перехватило дыхание: на него волной нахлынули воспоминания о пяти годах, проведенных на "Бигле". С трепетом смотрел он на это собрание коробок, бочонков и ящиков, а перед его глазами вставали картины морей, гор, пустынь, куда приводил его исследовательский пыл, и в ушах звучали разноязыкий говор бесконечных рыночных площадей, стук молотка, которым Мей, корабельный плотник, забивал первые ящики, грозные приказания лейтенанта Уикема поскорее очистить палубу от "всего этого хлама"…

В прохладном, но сухом воздухе подвальных помещений смешивались запахи рыбного рынка, каким он бывает ранним утром, и густо населенного птичника. Генсло по ходу дела высказывал свое мнение по каждому пз экспонатов – от морских животных до образцов горных пород, не забывая при этом поздравить Чарлза с его "изумительными, выдающимися экземплярами рыб, столь прекрасно заспиртованных".

– Что касается ископаемых, то, как вам известно, я переправил их мистеру Клифту в Сёрджентс-Холл в Лондоне, чтобы их там подреставрировали и сохранили наилучшим образом. Посылка со шкурами хотя и задержалась в дороге, но все они уже проветрены и находятся теперь в хорошем состоянии. А вот когда прибыли эти ваши зерна, которые вы наскребли по каким-то сусекам, я был за городом, так что некоторые из семян погибли, прежде чем мне удалось их посеять, И потом, ради всех святых, что там числится у вас под номером 233? Похоже, что эта груда пепла – результат действия электрического разряда. Зато ваши птицы, пресмыкающиеся, растения и папоротники дошли в наилучшем виде. Мы потеряли лишь одного замечательного краба, оставшегося без ног, и еще птицу, у которой помялось хвостовое оперение.

Чарлз нежно обнял за плечи своего старшего друга:

– Никто в целом мире, кроме вас, дорогой Генсло, не стал бы столько возиться с тысячами экспонатов.

– У меня в семье пятеро детей, – отвечал Генсло, за нарочитой резкостью тона пряча свои истинные чувства. – Почему бы мне не завести и шестого?

Эразм радостно приветствовал брата в своих лондонских апартаментах на Грейт Мальборо-стрит, 43. Чарлза поразил район, в котором он очутился: в городе редко где можно было встретить столь же колоритное и хаотичное нагромождение домов, улиц, пересекавших друг друга под немыслимыми углами, лавок и контор, выкрашенных в яркие, почти кричащие цвета.

– Ясно, это квартал богемы! – воскликнул он. Даже люди на улицах выглядели тут по-иному, а их одежда ничем не напоминала стиль уравновешенных и добропорядочных британских бизнесменов. Это были, скорее, цыгане лондонского общества, и среди них живописцы в плисовых брюках и пиджаках, напомнивших ему Огаста Эрла. Писатели, актеры – все они, собравшись группками, оживленно переговаривались, жестикулировали или слонялись без дела с беззаботным видом.

"Рас умудрился найти колонию вольных художников всего в двух шагах от Оксфорд-Сёркус и совсем рядом с дорогими особняками Кавендиш-сквера", подумал Чарлз.

Братья шумно обнялись – это была их первая встреча после пятилетней разлуки. Затем, отступив на шаг, принялись критически рассматривать друг друга в поисках следов, оставленных временем.

– Господи, до чего ж ты раздался в плечах! И форма головы другая. Или, может, это лицо так округлилось? А глаза, боже милостивый! Когда я в последний раз в них глядел, то видел там разве что Фэнни Оуэн или только что подстреленную тобой куропатку. А теперь в них светятся, как бы это сказать, знание, честолюбие, планы?..

– Работа, дорогой мой Рас. Ею забиты и мои глаза, и моя голова. Но дай-ка мне как следует посмотреть на тебя: пряди уже не так спадают на чело, но все равно ты такой же неотразимый повеса, каким был. А что ты, собственно, делаешь в халате – в час дня?

– Наслаждаюсь жизнью и позволяю ей наслаждаться мною. Представь себе, жить в свое удовольствие, то есть бездельничать, как принято выражаться, самое хлопотливое дело на свете. У меня нет ни жены, ни любовницы, ни детей, ни какой-нибудь другой обязанности, кроме как быть одетым к вечернему чаю, когда в дом начинают сходиться мои друзья. Сегодня ты встретишься с Томасом Карлейлем и его женой Джейн, Хэрриет Мартино, самой модной писательницей в Лондоне, Сиднеем Смитом, богословом и одним из остроумнейших людей…

– Рад за тебя, Рас. Ты не терял времени даром: пока я коллекционировал крабов и змей, ты коллекционировал литературных знаменитостей.

Эразм смотрел на него со странным выражением на лице.