Николай Островский - Раиса Порфирьевна Островская
Ю. Ильина, кассир книжного магазина.
Таисия Лепехина, домохозяйка.
Л. Я. Салнэ, домохозяйка.
Миша Черемных, комсомолец…
И конечно, помогали Островскому и родные, и старые друзья: брат Дмитрий, племянница Зинаида и Лев Николаевич Берсенев.
…Я вспоминаю один из вечеров памяти Островского в Харькове. Открывал его представитель общества «Знание», который во вступительной речи обрушился на добровольных секретарей Островского за то, что те писали неграмотно и делали много ошибок. А я тогда свое выступление начала с благодарности тем, кто помогал Островскому. И сейчас хочу низко поклониться всем, кто поддержал его в то трудное время. Да, часто писали люди не очень квалифицированные. Но, если бы не они, неизвестно, когда бы читатель получил продолжение романа «Как закалялась сталь».
Вторую часть романа я не писала, так как оставалась в Москве. Николай не захотел отрывать меня от фабрики.
Но вот к ноябрьским праздникам я была командирована в числе делегации от Бауманского райкома партии Москвы в подшефный 151-й стрелковый Верхнекамский Краснознаменный полк, расквартированный в Одессе.
Руководители фабрики разрешили мне на обратном пути заехать в Сочи к Николаю. В моем распоряжении было четыре дня.
Николай в ту пору уже перебрался из каморки на Приморской улице в двухкомнатную квартиру на Ореховой, 29, — здесь было попросторней.
Долго и подробно расспрашивал меня Николай о жизни Москвы, о моей работе, о подшефной части. Узнав, что я избрана секретарем партийной организации цеха, порадовался моему росту. Я как бы отчитывалась перед, ним. Ведь он был мне не только мужем и другом — он был и моим партийным руководителем. Это он в 1930 году рекомендовал меня в партию. И мне радостно было видеть его улыбку — знак одобрения моих дел.
В эти дни он с нетерпением ждал из Москвы отдельное издание первой части «Как закалялась сталь». Роман был закончен печатанием в сдвоенном 8–9 номере журнала «Молодая гвардия» и уже в августе сдан издательством в типографию. Роман должен был выйти к 7 Ноября. Редактором книги был главный редактор издательства «Молодая гвардия» С. Остряков.
Николай жил «от почтальона до почтальона».
Он рассказывал мне о работе над второй частью романа. О том, что диктовал ежедневно. Когда никого из добровольных секретарей близко не было, выручала десятилетняя племянница Зиночка, дочь Дмитрия Алексеевича, который в те дни тоже гостил у Николая. Конечно, Зиночка не могла заменить взрослого человека: писала детским почерком, медленно. Мешало то, что она плохо знала русский язык. Зато бойко говорила и читала по-украински: когда надо было прочесть что-то по-украински, Зина была незаменима. Это была остроумная, живая девочка.
Как-то мы сидели с Николаем одни. Он печалился о том, что издание первой части задерживается, что работа над второй частью идет медленно, не всегда есть возможность быстро записать найденное, многое гаснет, пока придет кто-нибудь и запишет.
Потом он попросил меня что-то прочесть. Я встала, чтобы взять нужную книгу. В это время как вихрь влетела в комнату Зина:
— Тетю Рая, як гарно, що вп приихалы, бо мени дядю вже замучив: читай да читай…
Николай перебил ее:
— Ладно, ладно, секретарь, потом пожалуешься, а сейчас дай нам книгу.
Зина подскочила к этажерке, схватила книгу, сунула мне в руки и так же стремительно убежала.
Николай с гордостью и любовью сказал о ней:
— Сорванец! На меня похожа. Вечно у нее какие-то дела, все куда-то спешит. Соседи на нее жалуются: лупит и девочек и мальчиков. Уж она себя в обиду не даст.
И тут же в шутку прибавил:
— Если ты долго не получишь от меня письма, знай: виновата в этом будет Зина.
И я услышала следующее:
— Как-то Ольга Осиповна поручила Зине опустить письмо в ящик. Зине не хотелось идти к почтовому ящику, и она бросила конверт в стоявший у калитки пустой ящик из-под продуктов. Месяца через два Ольга Осиповна обнаружила там письмо: «Зина, что это такое? Почему письмо, которое я просила тебя кинуть в почтовый ящик, валяется в мусоре?» — Зина, не смущаясь, ответила: «Бабушка, вы же сказали кинуть в ящик. Вот я и кинула».
Николай рассказал все это с юмором и без малейшей обиды. Помолчав, сказал:
— А в общем, девочка хорошая, помогает мне. Хотя ей интереснее, конечно, побегать, поиграть со сверстниками.
В эти же дни Николая навестил Абрам Ляхович, брат Розы; пришел передать приветы от харьковских друзей и сфотографировать Островского. Так появился групповой снимок: Николай, Ольга Осиповна, Дмитрий, приехавший навестить брата, и я. Это единственный снимок, сделанный в 1932 году в квартире на Ореховой, 29.
И. наконец, в этот адрес получили из книжного магазина города экземпляры первой части романа «Как закалялась сталь». Вот как об этом рассказывала Ольга Осиповна:
— Радостный и взволнованный, Николай попросил дать ему книгу. «Я хочу ее сам посмотреть», — сказал он, обращаясь к Левушке Берсеневу, который сидел рядом. Долго, с большим напряжением Николай «рассматривал» книгу. Делал он это на ощупь. Но смог разобрать вытисненный на обложке рисунок: штык и веточку с двумя распустившимися лепестками. «Как хорошо художник оформил книгу! Он точно понял содержание! Ведь я рассказываю о молодежи, и вот эта веточка, на которой только, только начинают вырастать лепестки, — это и есть та молодежь, о которой я пишу. А штык — это оружие, с которым молодые шли в бой завоевывать свое счастье…»
Тут же, по заранее приготовленному списку, книги были розданы родным и друзьям. Первый экземпляр — маме. Надпись: «Ольге Осиповне Островской — моей матери, бессменной ударнице и верному моему часовому. Н. Островский. Сочи 22 декабря, 1932 г.»
Получила книгу и я. В декабре, в Москве, почта принесла мне этот подарок. На экземпляре, подаренном мне, он написал: «Рае Островской. В память дней, когда рождалась дружба. Моей подруге-жене дарю мою книгу. Н. Островский. Сочи, 1932 г.»
С этого дня он дарил мне с надписями по экземпляру каждого нового издания.
Сорок одну книгу я получила в подарок при жизни Николая Островского.
15
«Я вижу, где написано плохо…»
«Книга вышла. Она издана прекрасно, как говорят, на «большой». (Из письма Новиковым от 28 ноября 1932 года.)
Книга издана, а значит, признана! Значит — есть для чего жить!
«Из глубокого тыла я перехожу на передовые позиции…»
Напомню читателю то, о чем уже писала. Островский разграничивал свою жизнь на три неравных периода: первый — революционная борьба с оружием в руках, второй — борьба с природой, отнявшей глаза в самое нужное время, и третий — борьба за
