Николай Островский - Раиса Порфирьевна Островская
Островский делится своей радостью с А. Жигиревой:
«18 мая ко мне приехали товарищ Феденев и Анна Караваева… Оказывается, мой роман в культпропе ЦК комсомола читали, и труд получил хороший отзыв. Ну и решили помочь мне развернуть творческую работу.
Поручили т[оварищу] Караваевой узнать, что надо мне для восстановления здоровья (оно у меня, Шурочка, отвратительное). Мы втроем договорились:
1. Немедля убрать меня из Москвы в Сочи, сначала в санаторий… а потом на квартиру. Жить в Сочи все лето, а к зиме в Москву, и так каждый год… ЦК даст в Сочи телеграмму, чтобы мне дали комнату и т. д. и т. п.
«Мы не можем тебя терять, — говорит Караваева, — ты еще поработаешь». Я очень взволновался этой встречей».
Сознание, что он нужен, что он может приносить пользу своему народу, своей партии, поднимало дух Николая Островского.
Конечно, в журнале роман сократили, и это его тревожило, но он понимал: когда делаешь в литературе первые шаги, тем более поправки и изменения в тексте неизбежны. В том же письме к Жигиревой он сообщает:
«Конец книги срезали: очень большая получилась — нет бумаги. Повырезали кое-где для сокращения, немного покалечили книгу, но что поделаешь — первый шаг».
Не был Островский доволен и технической стороной издания: «Я бессилен бороться с неряхами в редакции. Сколько ошибок, сколько опечаток?!.. Одно хорошо, что вся книга моя, и никто не влеплял своего».
Четыре года спустя в беседе с корреспондентом английской газеты «Ньюс Кроникл» Островский признался: «Если бы книга писалась сейчас, то она, может быть, была бы лучше, глаже, но в то же время потеряла бы свое значение и обаяние…»
Собираясь на юг, он хотел одного: продолжить работу. Он теперь жил только этим.
Мы готовились к отъезду Николая. Ольга Осиповна хлопочет над чемоданом, аккуратно и тщательно упаковывает немногочисленные пожитки. Среди провожающих — Феденев и Финкельштейн, друзья, чья забота в самые тяжелые моменты выручала Николая.
Провожает Островского и Галя Алексеева, его первый добровольный секретарь.
За окном — пронзительная сирена «скорой помощи». Санитары. Носилки. Убегающие километры асфальтовых улиц. Вокзал. Поезд. Паровозный гудок. Медленно проплывающие вагоны. Прощальные слова…
В этот раз я не могла сопровождать Николая. Сестра вызвала меня в Анапу к больной матери: врачи предсказывали печальный исход. С Николаем поехала Ольга Осиповна.
Ей разрешили жить при санатории и ухаживать за Николаем. Несколько дней он «отдыхал». Я не случайно беру это слово в кавычки. Конечно, и в санатории, оставаясь в одиночестве, особенно по ночам, когда затихала жизнь, он продумывал и отбирал материал для второй части романа «Как закалялась сталь». Там же он начал ее систематически записывать и был поглощен этим даже в дни «отдыха».
Он интенсивно занимался литучебой. И просто учился.
Из рассказов Ольги Осиповны и из воспоминаний санитарки санатория Н. А. Якуниной известно, что все приходившие к Островскому читали ему газеты, журналы, художественную и историческую литературу.
А он весь поглощен своей книгой. 5 июля пишет Гале Алексеевой из санатория «Красная Москва»:
«Лежу на балконе у моря, и свежий норд-ост дует в лицо. Кругом жизнь южного курорта. Знойное солнце. Веселый говор, счастливый смех женщин, а у меня крепко сжаты губы. Молчу. И от сурового парня уходят после 2—3-х слов. Думают, злой. Как и ты в первую встречу. Грусть заполнила всего. Море напомнило о прошлом, о разгроме всей моей личной жизни. И я не борюсь с грустью, она служит мне. Я пишу сейчас печальные страницы второго тома…»
Островский предполагал прожить в Сочи до осени, надеялся, что мацестинские ванны хоть немного облегчат физическую боль. А осенью — в Москву, «и так каждый год». Но московские квартирные условия (сырая комната, строительные работы в доме) удерживали его в Сочи. С другой стороны, врачи не советовали ему зимовать здесь. «Вчера огорчили врачи — вы и не думайте в Сочи оставаться с декабря по май. Дожди без конца и гниль, одним словом — амба», — писал Островский Караваевой 23 июля 1932 года. Николай все же выбирает Сочи.
Планы у него огромные. К этому времени И. П. Феденев от имени Островского подписал в Москве с издательством «Молодая гвардия» договор на второй том романа «Как закалялась сталь», заверив издательство, что «качество труда будет ступенью выше».
Из письма Островского А. Караваевой:
«Это для меня дело чести; и я делаю все, что могу, все, что дала мне партия за 13 лет, будет мобилизовано на труд. Тело изменило мне, не предало лишь сердце, горячее, и голова, не затуманенная, и в бессонные ночи (были такие) рождаются картины и образы. Жизнь не затухает, милый тов. Анна!»
Работа возвращает ему бодрость.
«…Со 2-го августа я здоров на 100 %. Уехав из санатория, я перестаю баловаться и — за работу. Нельзя медлить. Спешу жить, т. е. писать. Грусть отбросил прочь. Нельзя грустить. Люди из железобетона не могут это делать».
Руководители города предоставили Островскому комнату недалеко от санатория, вблизи моря, на Приморской, 18. В этой комнате, однако, едва помещался топчан, на котором лежал Островский: удобств не было никаких. Вдвоем жить в таких условиях (с Николаем оставалась Ольга Осиповна) было несладко. Но ничто не останавливало Николая. Пока стояли теплые дни, соседи, знакомые по санаторию выносили Островского на топчане под развесистый дуб, и там в одиночестве, что ему было крайне необходимо, он продолжал работу.
— Ты знаешь, — рассказывал он мне позднее (когда жил уже на Ореховой), — там, на Приморской, когда меня выносили во двор, под дуб, я старался лежать с закрытыми глазами, чтобы не привлекать любопытствующих соседушек и их гостей. Постепенно я отвлекался от окружающей обстановки и оставался наедине с комсомольцами, о которых писал. А ночью, когда мамуся перед сном оставляла мне транспарант с бумагой, карандаши, когда затихала жизнь во дворе, я уходил весь в работу. Ночь пролетала незаметно. Увлекаясь работой, я забывал о физической боли.
…Писать самому становилось все труднее и труднее. И вот на помощь, как и в Москве, пришли друзья. Вначале они переписывали рукопись, а позже писали под диктовку. Всех их Николай называл добровольными секретарями. Да, это были настоящие советские люди, которые шли к Островскому и отдавали ему свободное время и силы… Шли потому, что видели, какую радость они приносят этому больному самоотверженному человеку.
Мне хочется назвать имена этих людей.
Мария Михайловна Аликина, кассир электростанции.
Мария Петровна Барц, студентка.
Василий Романович Бондарев, сосед по квартире, работник Сочинского райисполкома.
