Аль Капоне. 25 законов короля чикагской мафии - Юрий Михайлович Шаронов
Но все это было до того, как Аль Капоне сам сошел с ума…
Правило 23. Окупаются только вложенные усилия
В начале 1938 года у Капоне появились симптомы, прямо указывающие, что, несмотря на довольно небольшой шанс появления третичной стадии сифилиса, ему не повезло. Как рассказывали очевидцы, в то утро все стояли в очереди в столовую. И вдруг образовалась пробка – кто-то впереди остановился. Это был Капоне. Он как будто потерялся. Все заметили, что он одет как для прогулки. Пропустив вперед всю очередь, он резко меняет направление (было запрещено выходить из общей очереди) и направился к раздаче. На полпути Альфонсо начало шатать, а затем стошнило на пол. Двое надзирателей отвели его в больницу, и больше Аль Капоне не появлялся в своей камере и не ходил на работу. Уже после этого инцидента он пришел в себя и адекватно пообщался с начальником тюрьмы, сказав, что ничего не помнит. Симптомы были тревожными.
Сифилис тогда был «неприличной» болезнью, поэтому в газетах написали, что Капоне заболел, но диагноз еще не установлен, а потому он останется в медицинской палате вплоть до его установления. Журналисты, конечно, не могли не посмаковать такую новость. Одни писали, что Аль Капоне впал в кому, другие – будто он окончательно обезумел: плюется в охранников, бредит и привязан к койке. На самом деле все было не так плохо: большую часть времени Альфонсо пребывал в здравом уме, разве только нередко страдал тошнотой и иногда забывал, где находится.
Напуганная Мэй сразу же отправила в Алькатрас телеграмму:
…В силу распространившихся слухов хотела бы выяснить, могу ли находиться рядом с мужем, если он будет в этом нуждаться. Не хотелось бы совершить путешествие и выяснить, что он передан для лечения в другое учреждение.
Ответ был отправлен Джонстоном в тот же день:
По сообщению врачей, ваш муж находится в тихом коммуникативном состоянии и готов к сотрудничеству, понимает свое состояние и готов следовать указаниям врачей. Не обращайте внимания на слухи. Однако врачи не могут наверняка определить, какие изменения могут произойти, и не хотят предсказывать состояние в сложившихся обстоятельствах. Предлагаю ждать дальнейших врачебных советов и одновременно поддерживать связь с директором бюро в Вашингтоне, куда я буду представлять отчеты.
Через пару месяцев Джонстон написал директору Беннетту, что недавно Капоне отправил письмо матери и при проверке не было обнаружено никаких отклонений в использовании письменной речи, а также изменений почерка, связанных с тремором. Однако к лету на обследовании у Капоне были диагностированы классические симптомы пареза: искаженная речь, шаркающая походка и характерное общее состояние. При этом мозг не пострадал. По словам врача, хоть у Альфонсо и проявлялись периодические приступы судорог, его интеллект был сохранен – он здраво рассуждал и не страдал потерей памяти, правда иногда «проваливался» в галлюцинации. В заключении тюремного доктора говорилось: «…после освобождения Капоне планирует принимать активное участие в благотворительной деятельности, а также в строительстве и производственных отраслях для обеспечения занятости нуждающихся. …пациент по-прежнему периодически испытывает некоторые нарушения сознания. В эти периоды он слышит Бога, а ангелы устно отвечают на молитвы. Капоне сохраняет частичное понимание… В целом Капоне доброжелательно относится к окружающим, однако крайне нестабилен и сильно подвержен раздражению, возбуждению и смущению, исходящим от любого источника в тюрьме».
После такого заключения Джонстону ничего не оставалось, как поселить Капоне в тюремной больнице. Там он и проведет остаток срока в Алькатрасе, где ему оставалось досидеть меньше года. Затем, после 6 января 1939 года, Альфонсо предстояло провести еще год в окружной тюрьме. И конечно, уплатить положенные штрафы.
С последними вышло очередное недоразумение, из-за которого у Мэй чуть не отняли любимый дом в Майами. Федеральные агенты так и не смогли отыскать никаких крупных инвестиций Альфонсо, и поэтому особняк на Палм-Айленд, хоть и был оформлен на Мэй, считался собственностью Аль Капоне. Ахерн, тот самый адвокат, посоветовал супруге Альфонсо проигнорировать этот щекотливый момент, не подавая протест, и его рекомендации в очередной раз почти привели к катастрофе. Налоговики за те годы, которые Аль провел в тюрьме, дважды пытались продать дом, и оба раза каким-то чудом эти решения отменялись.
Тем временем в Чикаго совсем не хотели, чтобы Капоне, да к тому же еще и очень больной, вернулся к ним досиживать этот год. К концу 1938 года тюремные чиновники постановили, что, во-первых, в этой тюрьме недоступен хороший уровень медицинского обслуживания, а во-вторых, они не смогут предоставить ему нужную степень защиты. И хотя непримиримый судья Уилкерсон очень ратовал за то, чтобы Капоне все-таки вернулся, его решили оставить на Западном побережье в федеральной тюрьме, где Альфонсо мог бы получить хорошее лечение, отбывая свой последний год в условиях строгого контроля.
Выбор чиновников остановился на Терминале Айленд – новой тюрьме к югу от Лос-Анджелеса. Удивительно, но власти действительно считали, что Капоне могут похитить при этапировании. Хотя это было бы странно: кому он мог потребоваться в текущем его состоянии? Впрочем, слухи и версии ходили самые разные – от спецслужб и кровных врагов до детских преступных банд, которые могли просто ради веселья устроить засаду на дороге в Терминал Айленд и выкрасть полубезумного Аль Капоне. Тем не менее в обстановке строжайшей секретности ночью 6 января 1939 года Альфонсо разбудили, за руки и за ноги приковали к двум охранникам с автоматами и повели в бронированный автомобиль. Ситуация с легендарной охраной Капоне иронично повторилась, когда к двум охранникам с кандалами прибавились еще несколько, плотной стеной окружив некогда могучего криминального босса. Интересно, помнил ли он об этом?
Добравшись до станции Окленд, Альфонсо и его сопровождающие сели в ночной поезд, идущий на юг. Следующим утром они высадились на станции Глендейл к северу от Лос-Анджелеса и сели в черные вагоны, которые понесли их до тюрьмы, где заключенный № 85 превратился в заключенного № 397.
Главный врач Терминала Айленд Джордж Хесс позаботился о том, чтобы Капоне принимали отдельно от остальных заключенных. Вместо камеры Альфонсо сразу же доставили в больницу, где он и оставался до самого 16 ноября – дня официального освобождения. Там продолжилось лечение Капоне. Его диагноз
