Торжество самозванки. Марина Цветаева. Характер и судьба - Кирилл Шелестов
* * *
Надо отдать должное будущим поколениям: с поставленной задачей они справились. Правда, до середины 1920-х годов живопись в Музее не была представлена вовсе, но потом заботу о нем взял на себя вождь народов.
К этому времени славянофильский вектор, начатый молодыми «любомудрами», которым плохое знание русской истории заменяла вера в великое предназначение России, ушел куда-то совсем в сторону. На его острие непостижимым образом оказался не кто иной, как товарищ Сталин. Грузинское происхождение и скверное знание русского языка не мешало ему быть русским национал-патриотом и даже, по определению Ленина, русским национал-шовинистом.
По указанию Сталина был сформирован художественный отдел за счет перераспределения музейных фондов страны. В 1924-м в состав музея вошли коллекции из бывших собраний Генриха Брокара, Сергея Щукина, Ивана Шувалова, Юсуповых, экспонаты Государственного музейного фонда и музеев Ленинграда. С 1924 по 1930 год Музею были переданы собрания европейской живописи из Музея иконописи и живописи Ильи Остроухова, Исторического музея, Третьяковской галереи. Часть работ взяли из Эрмитажа, – Эрмитажу, по мнению товарища Сталина, и так хватало.
Окончательно художественная экспозиция Музея сложилось в 1948 году после передачи туда работ нового западного искусства, созданного на основе коллекций Ивана Морозова и Сергея Щукина.
Имя А.С. Пушкина Музей Александра III получил по той же русской логике, по которой мы повсюду ставим памятники Пушкину, хотя «Му-му», как известно, написал Тургенев.
* * *
Эпилогом к этой удивительной зарисовке из русской жизни может послужить поздняя выходка Анастасии Цветаевой. В течение долгих лет прожитых при Советской России Анастасия боялась хоть словом, хоть жестом проявить свою нелояльность. Даже в лагерях она изо всех сил старалась доказать свою преданность.
Но вернувшись на свободу, обласканная властями, Анастасия, дотоле рабски молчавшая, вдруг осмелела. Она написала письмо в правительство и дерзко потребовала от него восстановить первоначальный замысел Музея, – сделать его таким, каким задумал его ее отец.
В действительности это означало изъятие из Музея всех живописных коллекций и других, наиболее ценных экспонатов. Но о содержании Анастасия, по примеру отца, не думала. Ей на старости лет вдруг тоже очень захотелось быть причастной к великому семейному начинанию.
Глава девятая. Убитый горем пожилой молодожен и фальшивая графиня
Красивая, веселая, жизнерадостная Варвара Дмитриевна Иловайская, вдохнувшая в мужа любовь к изящным искусствам, вернее, к тому, что он считал изящными искусствами, умерла очень рано, всего 32 лет от роду от туберкулеза. Случилось это 10 мая 1890 года, вскоре после родов. Сиротами остались восьмилетняя Валерия и новорожденный Андрей, которому не исполнилось еще и месяца.
Не стало «первой любви, вечной любви, вечной тоски моего отца», надрывно повествует Цветаева, и чуткие к ее интонации «кирилловны» тут же принимаются рыдать и стенать на все лады…
«С незажившей раной в сердце…» (Швейцер). «Иван Владимирович продолжал тосковать и любить…». (Саакянц). «Продолжал любить…» (Кудрова). Вариации на тему безутешного вдовства Ивана Владимировича содержатся в любой цветаевской биографии.
Однако для безутешного вдовца Иван Владимирович вел себя довольно оригинально. Он не бродил целыми днями по дому с потухшим взором, предаваясь скорби; не сидел на свежей могиле безвременно почившей супруги, отирая слезы; и не ласкал своих малолетних чад, отыскивая в их внешности следы сходства с горячо любимой женой. Вместо этого, он где-то пропадал с утра и до вечера, бросив грудного Андрея на попечение кормилицы, а Валерию предоставив самой себе.
«Жизнь в доме у нас шла самотеком», – вспоминает Валерия. (В.Цветаева. Записки, с.25). В ответ на настойчивые расспросы девочки о том, где мама, Иван Владимирович вместо того, чтобы подготовить ее к тяжелому известию и тем смягчить ей боль утраты, трусливо отговорился тем, что «мама уехала, она за границей, но приедет». (В.Цветаева, с.19). В подкрепление этой лжи он велел дочери почаще писать письма уехавшей матери.
И та старательно сочиняла письма. Он едва ли не ежедневно спрашивал Валерию, написала ли она очередное письмо, и забирал у нее «листки, исписанные большими каракулями» (Там же, с. 20). Занятому лишь собой, ему было невдомек, что не получать ответы на свои послания девочке больно.
Попутно выяснилось, что осенью Валерии предстояло поступать в гимназию, а она, выучившаяся свободно болтать по-английски с помощью своей гувернантки-англичанки, едва умела читать по-русски. Иван Владимирович был искренне изумлен. Он как-то совсем забыл про гимназию, а про неграмотность дочери и вовсе не имел понятия. Он полагал, что этим занимается Варвара Дмитриевна, а она своевременно не позаботилась; болела, рожала, а после и вовсе умерла. Готовить к поступлению Валерию взялась родственница.
Вдобавок ко всему, маленький Андрей отличался хрупким здоровьем и часто болел. Оказавшись перед лицом житейских проблем, заниматься которыми он не привык, Иван Владимирович взял да и опять женился. Сделал это он даже не дожидаясь окончания траура, с неприличной поспешностью. Так, кстати, часто поступают убитые горем вдовцы.
Его новую жену звали Мария Александровна Мейн, была она некрасива и необаятельна; настолько некрасива и необаятельна, что Иван Владимирович не сказал с ней и двух слов. Позже он признавался своей старшей дочери Валерии, что был поражен, обнаружив, чуть ли не после женитьбы, что ей всего 21 год. Он-то думал, что она гораздо старше, лет этак тридцати. (В.Цветаева. Записки, с.33).
Лгал ли Иван Владимирович и на этот раз или действительно старался не смотреть на невесту, дабы избежать невыгодного для нее сравнения с усопшей красавицей женой, можно только гадать.
* * *
Цветаевой, видимо приходило в голову, что скоропалительная женитьба не вполне соответствует образу снедаемого тоской супруга, и что хорошо бы подыскать этому подходящее объяснение. Раздумывать долго она не привыкла и довольствовалась самым расхожим оправданием: Иван Владимирович так поступил ради детей, желая найти им любящую мать. Это было подхвачено многоголосым эхом ее обожательниц.
Но, в отличие от «кирилловен», Цветаева действительно много читала. И знала, что ни в одной из прочитанных ею книг, включая сказки, которые она любила и сочиняла сама под видом автобиографической прозы, нельзя отыскать любящую добрую мачеху. Мачехи, как правило, бывают либо злыми, либо очень злыми. Именно такой мачехой и оказалась Мария Александровна, – очень злой для Валерии и недоброй – для Андрея.
Однако мачехи бывают богатыми, и это обстоятельство в глазах иных безутешных вдовцов оказывается более привлекательным, чем красота, доброта и забота о детях. Относительно богатства своей матери Цветаева предпочитала не распространяться, равно как и о том, что новый тесть Ивана Владимировича, Александр Данилович Мейн обладал
