Владимир Высоцкий. Каким помню и люблю - Алла Сергеевна Демидова
Высоцкий – поэт. И жил, как поэт (кто-то сказал, что поэт – это прежде всего судьба), и умер, как поэт, сорвавшись на самой высокой ноте. По сути, Высоцкий повторил судьбы наших больших поэтов. Та же многоплановость воплощения. Очень русское проявление – в одном не укладываюсь. Ищу себя в разном… Но во всех направлениях несу людям свой мир. Кем был в большей степени Высоцкий? Актером театра? Автором, исполнителем песен? Поэтом? Киноартистом? Писателем? (Остались его проза, сценарии, сказки.) Режиссером? Не успел снять фильм, над которым работал, а в театре – поставить пьесу Уильямса. Думаю, что здесь нельзя провести границы. В песнях он был актером, на сцене оставался поэтом. Разносторонность не мешала, а помогала. В театр некоторые шли «на Высоцкого», потому что любили его песни, песни же облагораживал, шлифовал театр. Может быть, это театр научил фактурности, образности в его песнях, которые Володя так прекрасно умел исполнять от лица тех, о ком он пел: то он был «Яком-истребителем», то приобретал облик эдакого человека в надвинутой кепочке, с желваками и ложной романтикой, то становился каким-нибудь чудаком, сидящим дни и ночи у телевизора…
Конечно, театр очень помог Высоцкому в формировании его таланта как поэта. Тут надо учитывать и колоссальный интерес к поэзии и поэтическим спектаклям. В это же время мы стали для себя открывать ранее малоизвестных для нас поэтов – и Пастернака, и Ахматову, и Цветаеву, и Мандельштама. Я, например, подарила Высоцкому напечатанную на пишущей машинке «Поэму без героя» Ахматовой, а он мне дал перепечатать стихи Мандельштама, тоже записанные на машинке и подшитые в самодельный том. Вокруг нашего театра всегда было много поэтов – и Вознесенский, и Евтушенко, и Ахмадулина, и Самойлов, и Окуджава. Их стихи звучали у нас со сцены, очень часто в театре они сами читали недавно сочиненные стихи. Но тем не менее атмосфера для всех была единой, а вырос из нее крупным поэтом только Высоцкий. Хотя среди наших актеров много людей пишущих. Золотухин пишет очень хорошую прозу. Филатов – пародии, стихи, сказки и пьесы, Смехов – мемуары и инсценировки, меня тоже называли в театре «артистка-эссеистка»…
ВЫСОЦКИЙ. Мне в данном смысле очень помог театр, и из-за того, что я в нем работаю, и что в нем поощрили эти мои поэтические привязанности и музыкальные, и даже многие песни мои звучат в спектаклях этого театра, и меня стали приглашать и в другие театры, чтобы я писал свои песни, потом и в кино – из-за этого я, в общем, не перестал писать.
На «Таганке» никогда не играли просто быт. Всегда это было возведено в символ, в поэтический ряд. У Высоцкого тоже нет просто бытовых песен. В конце жизни все серьезные песни Высоцкий поет от себя. Это трудный путь к себе. Вначале возникло внутреннее сопротивление негативным явлениям жизни. Против равнодушия и безразличия – эталон дружбы. Против раболепия и лести – повышенное ощущение человеческого достоинства и чести. Против пошлости эстрадных песен «А парень с милой девушкой на лавочке прощается» – эпатирующее: «А мне плевать, мне очень хочется»…
ВЫСОЦКИЙ. Иногда, когда прислушиваешься к тому, что вам поют с эстрады, – это в наш век информации, когда так выливают вам, выплескивают в глаза и уши столько информации – вдруг вам со сцены говорят: «На тебе сошелся клином белый свет, на тебе сошелся клином белый свет, на тебе сошелся клином белый свет, и мелькнул за поворотом санный след. Я могла бы побежать за поворот, я могла бы побежать за поворот, я могла бы побежать за поворот, только что-то там не дает». И еще два автора! Значит, один не справился, очень сложный такой по поэзии стих…
На мой взгляд, это значит не уважать людей, перед которыми ты пришел работать. Ну что же им такую глупость петь! Или там: «Вас провожают пароходы совсем не так, как поезда»[6]. Я думал, что за этим что-то есть. Так, почитал – нет, вроде тоже, не так, как поезда, а самолеты не так, как пароходы, и все. И зарифмовали, и всем весело, и все довольны. Или там… ну ладно, бог с ними.
Песня о том, «как провожают пароходы», на самом деле о другом. Но Высоцкому было важно акцентировать сам посыл некоторой пошлости и невнятности. Была тогда, например, песня «Все гляжу и гляжу я в окошко вагонное», а я много лет слышала: «Все гляжу и гляжу (и вижу): Ява – кошка вагонная». Мы тогда тоже посмеялись над этим курьезом. Или в то время сладкими теноровыми голосами выводили на эстраде модную песню «Вы слыхали, как поют дрозды?». Высоцкий как-то пришел и сказал, что где-то прочитал, что дрозды поют, когда гадят. Может быть, он это придумал или в его веселой компании стали петь эту песню на свой манер. Не знаю.
Он любил компании, веселое застолье, балагурство. Схватывал на лету любую новую информацию, все забавные истории. Его друг Артур Макаров был еще и любителем охоты, и после его рассказов Высоцкий с горящими глазами поведал нам, что, оказывается, при охоте на волков часть леса окружают веревками с красными тряпками и что волки не могут выйти из этого круга. Мы поудивлялись, что волки различают цвета. А через какое-то время я услышала, как Володя поет «Охоту на волков».
Каждая его песня – это моноспектакль, где Высоцкий был и драматургом, и режиссером, и исполнителем. Как исполнитель он входил во внутреннее состояние персонажа, о котором пел, и, может быть, поэтому у зрителей возникало убеждение, что Высоцкий пел каждый раз про себя. Ходила масса слухов о его судимости, о том, что кто-то с ним воевал и брал «высотку»…
ВЫСОЦКИЙ. Часто спрашивают в различных письмах – не воевал ли я, не
