Белая эмиграция в Китае и Монголии - Сергей Владимирович Волков
Только теперь я почувствовал, как я был нервно напряжен, и от истраченной энергии и воли я почувствовал, что стал «обмокать» – почувствовал большую усталость. Спросил, могу ли уйти, и, получив разрешение, все же с осторожностью вышел на улицу и… ахнул. У самых дверей стоял командир 1-й сотни поручик Плясунов, около него я увидел своего вестового с моим конем, а вдоль заборов и домов по обе стороны улицы вся сотня на седлах. Оказалось, что вслед за мной подошла вся сотня к дому барона на случай, если со мной что-либо случится. Этот случай, конечно, не мог не дойти до барона, но он не давал повода думать иначе.
Барон решил поймать моих беглецов и вместе с сим ликвидировать красный отряд комиссара Рая, преграждавшего наш путь в Монголию. Барон с 1-м полком, комендантским и японским эскадронами и с двумя батареями повел наступление в лоб на станицу Киру, находившуюся за рекой в предгорьях хребта, а 2-й полк Цыркулинского с моей 1-й сотней пустил через малый хребет в обход станицы. С Цыркулинским у меня всегда были прекрасные отношения (войсковой старшина Оренбургского казачьего войска), и в этой операции мы дружно дополнили один другого. Перейдя хребет по тропочкам, спустились к речке, сидя в седлах, под сильным огнем красных переправились через нее и захватили с боя станицу, взяв много пленных. Благодаря нашему маневру открылась дорога и барону. Въехав в станицу, он приказал ликвидировать пленных, сам с комендантским эскадроном помчался догонять моих дезертиров, но не настиг – они уже перешли главный хребет.
В Кире мы остановились на продолжительный отдых. Барон отдал приказ: по усмотрению командиров частей уволить тех офицеров и всадников, которые не смогут по физическому своему состоянию продолжать поход в Монголию, не испрашивая его утверждения; я уволил от службы одного поручика, весьма слабого здоровьем. Однажды барон вызвал меня и сказал ошеломившую меня новость: «Назначаю вас моим представителем при атамане, отправляйтесь, передайте ему привет и будьте в его распоряжении. Пришлите мне всех ваших «французов», они нужны здесь». Поблагодарив, я спросил, куда назначаются Кузнецов и Бенерадский, на что получил ответ: «Возьмите с собой и делайте что хотите». Перед отъездом я собрал офицеров своего и 2-го Конного полков и устроил ужин, чтобы их слить между собой и распрощаться со всеми.
При прощании с бароном он на клочке бумаги (как всегда это делал) написал мне сумму в золоте, какую должен был выплатить мне казначей дивизии (какую – не могу вспомнить, но крупную), и, увидев у меня цейссовский бинокль, полученный мною в училище при производстве в офицеры, сказал: «Он не нужен вам больше, дайте мне», и я ему преподнес. Он взял другой клочок бумаги, написал на ней 300 000 рублей золотом (других денег у нас не было), и, несмотря на мой отказ взять эту бумажку, так как я делаю ему подарок, он сказал: «Я подарков не принимаю».
В октябре с тремя своими офицерами я прибыл на ст. Даурия в тот день, когда атаман прилетел на аэроплане из Читы, после ее оставления нашими войсками, ввиду взятия красными станции Карымская и уничтожения на ней нами же своих броневых поездов. Войска же кружным путем через Монголию присоединились к армии. На следующий день я представился атаману, крайне удивленному моему капитанскому чину: я доложил о представлении меня начальником дивизии, и атаман приказал тотчас же отыскать и дать ему на подпись. Получив два приказа о производстве – в подполковники с большим старшинством и с зачислением по армейской кавалерии и в полковники за отличие по службе и с утверждением в должности командира полка, на следующий день я надел полковничьи погоны.
Служба моя при атамане не выражалась ни в чем, я только ездил между Даурией и Харбином, и, когда решено было оставить русскую землю, я получил приказание поселиться в Харбине и не считать себя связанным никакими обязанностями. Офицеров, состоящих при мне, я уволил, выдав им соответствующие документы и денежную сумму, какую мог оторвать от себя, ибо на них я ничего не получил. Через несколько месяцев в Харбине меня отыскал генерал Иванов{48} – бывший жандармский офицер, находившийся в Дайрене в свите атамана, передал приказ главнокомандующего о моем увольнении в «чистую» и вручил 500 иен «в окончательный расчет». Служба моя в Белой армии закончилась.
С. Хитун{49}
В военном Сумбуре{50}
Вскоре после занятия Урги начальник автокоманды, полковник М. пришел на автомобильный двор и вызвал механика.
– Сандро, – сказал он, бледный, мигая встревоженными глазами, – барон приказал приготовить для поездки на север все имеющиеся в городе автомобили, и если хоть один из них не дойдет до конца путешествия, то он лично застрелит меня там же на месте.
Все молчали. Каждый из нас понял, какой смертельной опасности подвергался полковник. Из двух дюжин автомобилей, которые были захвачены в Урге, только одна треть их была на ходу, другие же были разобраны и служили запасными частями для ремонта. В общем же все автомобили были в механическом отношении ненадежны, в особенности для длинных перегонов на предательских монгольских дорогах – вернее, монгольском весеннем бездорожье…
После бессонной ночи и тяжелого труда к утру мы приготовили пять автомобилей годных и готовых для поездки.
Эти автомобили выстроились вдоль дома, где помешался штаб. Разогреваемые, гудящие моторы, громкие перекликания шоферов с последними
