Архив еврейской истории. Том 12 - Коллектив авторов
В мае 1879 года «политики» в лице ИК создали свою специальную боевую вспомогательную группу «Свобода или смерть». В нее вошло, по разным источникам и оценкам, от 17 до 21 человека – причем как землевольцы (включая членов ИК), так и лица, не входившие в то время в «Землю и волю». Среди членов этой группы, в частности, были Баранников, Морозов, Гольденберг, будущие видные народовольцы С. А. Иванова, Г. П. Исаев, С. Г. Ширяев, А. В. Якимова, В. В. Зеге фон Лауренберг, Е. Д. Сергеева, Н. И. Кибальчич, а также, с немалой долей вероятности, – Михайлов, Квятковский и Тихомиров. Зунделевич в эту группу не входил, хотя, скорее всего, был в курсе ее деятельности. «Свобода или смерть» имела свою конспиративную квартиру и две динамитные мастерские[487].
Было решено провести съезд «Земли и воли» в Воронеже, чтобы обсудить возникшие разногласия среди ее членов. Накануне этого, 15–17 июня 1879 года, 11 человек из числа «политиков» – все члены ИК (кроме Зунделевича), Ширяев и Гольденберг из группы «Свобода или смерть», Фроленко и специально приглашенные А. И. Желябов, Н. Н. Колодкевич и М. Н. Ошанина – провели свой съезд в Липецке с целью выработать программу и устав, а также избрать новый ИК. В принятой программе подтверждались те цели, которые ставились еще Северным ИК, в уставе фиксировалось равноправие всех его членов и развивались идеи централизма (уже имевшиеся и в «Земле и воле»). В члены ИК были приняты все присутствующие и – единственный отсутствующий – Зунделевич, находившийся тогда за границей[488].
Зунделевич был одним из тех, кто принимал решения об обоих съездах. Кроме того, отчасти благодаря ему в Липецк попал Желябов – в тот момент не очень известный революционер. Зунделевич во время одной из своих поездок в Одессу познакомился с ним, высоко оценил его способности и, случайно встретившись с Михайловым в поезде перед отъездом за границу, рекомендовал тому пригласить Желябова на съезд[489]. С такой же рекомендацией совершенно независимо от Зунделевича выступил и Фроленко, который вскоре лично познакомил Михайлова с Желябовым[490]. В результате инициативы Зунделевича и Фроленко «политики» получили в свои ряды крупного организатора и талантливого оратора.
Воронежский съезд проходил 18–21 июня. В нем участвовало сначала 20, а потом (после ухода со съезда Плеханова и его выхода из «Земли и воли») – 19 человек. Съезд, вопреки ожиданиям, прошел мирно. Были приняты компромиссные решения – «дезорганизационная» группа получила право продолжить свою борьбу с правительством, а «деревенщики» по-прежнему могли заниматься пропагандой и агитацией в своих поселениях. Правда, съезд одобрил и идею «аграрного террора», то есть вооруженную борьбу с наиболее «вредными» представителями власти и помещиками в деревнях, что в общем не противоречило программе «Земли и воли», но все же напрямую ранее не декларировалось. Впрочем, никаких «аграрно-террористических» действий никто из землевольцев так и не предпринял. На съезде также были приняты новые члены в Основной кружок и среди них, в частности, Желябов.
«Воронежский» компромисс оказался очень непрочным. К августу 1879 года споры между двумя землевольческими течениями резко обострились, особенно в Петербурге[491]. Зунделевич, вернувшийся к тому времени в столицу, пытался всех примирить: будучи убежденным «политиком», он, ввиду личных качеств (о чем чуть ниже), состоял тем не менее в самых дружественных отношениях и с «деревенщиками». Но разногласия были слишком сильны. В связи с этим Зунделевич вместе с Михайловым и Желябовым внес предложение мирно разделиться на две независимые организации, нежели, оставаясь в одном сообществе, вольно или невольно мешать друг другу[492]. На большом землевольческом собрании в Петербурге 15 августа 1879 года эту идею приняли все, и возникло две новых структуры: «Народная воля» и «Черный передел».
Личность Зунделевича
Отзывы о личных качествах Зунделевича однозначны абсолютно у всех писавших о нем, хотя почти каждый все же освещает его в несколько ином ракурсе.
Фроленко отмечал: «Он [Зунделевич. – Г. К.] обладал мягким, уживчивым, хорошим характером, <…> пользовался, можно сказать, общею любовью и расположением. “Милый Мойша” – было обычным выражением, когда в его отсутствии заходила о нем речь»[493]. Дейч еще в июле 1878 года подметил, что землевольцы произносили партийную кличку Зунделевича «с какой-то особенной, мягкой интонацией, в которой чувствовалось, что они относятся к нему с нежностью, с большой симпатией; было очевидно, что Мойша общий любимец, пользующийся к тому же глубоким уважением со стороны решительно всех товарищей»[494].
Аптекман свидетельствует: «Гуманный, сердечный, уравновешенный, он вносил тепло и братство в наши отношения. Услужить товарищу чем-нибудь было для “Мойши” великой радостью. Да и кто может купить и лучше, и дешевле, чем “Мойша”?»[495] Михайлов в письме к соратникам-народовольцам от 16 февраля 1882 года так характеризовал Зунделевича:
Насколько он практик в революционном деле, настолько же идеалист в личных отношениях к товарищам. Мягче и гуманнее его едва ли был кто-либо из нас. Он редко в состоянии был проходить мимо протягивающего руку, чтобы не отдать того, чем он мог свободно располагать. <…> Вообще он по натуре был цельный, чистый и высоко-симпатичный человек. <…> Все мы его сильно любили[496].
Фигнер также подтверждает, что Зунделевич был «любимым товарищем» в среде землевольцев и народовольцев[497]. После более чем 20-летнего тюремного заключения Фигнер, оказавшись в Европе, пишет 10 февраля 1907 года чрезвычайно теплое письмо Зунделевичу, в котором есть такие строки:
Дорогой Мойша – как звала Вас всегда Ольга Натансон, да и все мы! Вам нечего было напоминать о себе, п[отому] ч[то] я всегда помнила Вас, как одного из лучших товарищей, и до сих пор сохранила прежнее чувство к Вам. <…> Дружески обнимаю Вас и желаю всего хорошего[498].
Н. С. Тютчев в письме к Ивановской от 12 октября 1923 года, сообщая ей о смерти Зунделевича, признавался, что «очень любил этого искреннего, честного
