Командир пяти кораблей северного флота - Владимир Николаевич Пыков
После моего первого отказа мне последовало еще три предложения в том числе в Главный морской штаб и в Генеральный штаб, нажимая на то, что я в этом случае в трехмесячный срок получу квартиру в Москве. И это было правдой – квартиры получали. Но я отказался и от Генерального штаба, заметив, что там значимый работник на- чинается с генерал-полковника, остальные только переме- щают бумажки с места на место. Мне сквозь зубы бросили:
«и, сняв ни за что ни про что, с должности заместителя начальника штаба 7-й оперативной эскадры (новую должность он получил с понижением) назначили на нее меня, даже не известив меня об этом. И руководство академии и московские кадровики были довольны – отомстили. Однако дальнейшие обстоятельства сложились так, что я чрезвычайно доволен своей дальнейшей судьбой. Но об этом ниже.
Кое-что о кафедрах и качестве преподавания с моей точки зрения. На кафедрах по тактике применения оружия все сводилось к различным математическим формулам, очень длинным, высосанным из убогих диссертаций об- учавших нас кандидатов военно-морских наук (сейчас во- енных). Все понимали, что эти формулы в практической работе штабов и командиров никто не применял и приме- нять не будет. В реальной жизни все расчеты были проще, логичнее, производились гораздо быстрее. Иногда нас пытались научить совсем уж сказочным, практически неосуществимым тактическим приемам. Так кафедра тактики подводных лодок давала нам, где не знаю придуманную, теорию ведения боевых действий в группах по 2-3 подводных лодки. Совместное плавание такой группы без большого риска и то организовать довольно сложно, а уж боевые действия…
Видимо благодаря академическим изыскам на «Киев» и другие авианосцы поставили мощные гидроакустические станции, эффективно работающие только в активном режиме. Для подводных лодок противника это был своеобразный маркер, который они обнаруживали за сотни кабельтовых и исключительно точно могли определять местоположение корабля, его курс и скорость, а затем и применять оружие.
Кафедрой тактики надводных кораблей руководил контр- адмирал Матвейчук, хороший ученый, но косноязычный и никудышный преподаватель, пришедший три с лишним десятилетия назад юным капитан-лейтенантом, получил адмиральское звание в 59 лет. Как человек он был исключительно порядочный, и мы его искренне поздравляли. В своей первой вступительной лекции он нам сообщил сколько часов отводиться на изучение тактики различных классов надводных кораблей: крейсера и эсминцы – 50 часов, противолодочные корабли -36, тральные силы – 25, авианосные – 6 и так далее.
Я, откомандовавший, а не просто отслуживший всеми классами кораблей (кроме тральщиков), прекрасно знал степень сложности тактики каждого класса. Во время перерыва я подошел к Матвейчуку, окруженному слушате- лями, и спросил, почему так мало часов отводится на тактику авианосных сил, в стране уже строиться пятый авианосец.
Мне встречный вопрос: «А сколько бы вы хотели?» Я: «Если на тактику крейсером и миноносцем выделено 50 часов, то на авианосные силы никак не меньше 400-450» Матвейчук: «С чего это вы взяли?» Вместо ответа на этот вопрос, я: «Видимо знаний кафедры хватает только на шесть часов». Тишина, заткнулись даже галдящие слушатели. Через некоторое время я стоял перед начальником академии, разговор (точнее монолог) здесь был не о количестве учебных часов.
Вот кафедра оперативного искусства тратила на нас свыше 400 часов. Правда, то, что нам давали искусством никак не назовешь. Мы изучали, какие документы, в скольких экземплярах, в какие сроки надо исполнять на опера- цию, что в них указывать и так далее. То есть «искусство» было чисто бумажным, готовили военных клерков. Но были и блестящие преподаватели, как и их лекции.
Это, прежде всего кафедра истории военно-морского искусства. Вот где изучалось оперативное искусство по анализу прошедших операций. Я просто влюбился в эту кафедру и дипломная работа у меня была от нее.
Всем нравилась кафедра морского права, особенно ее руководитель. На его интересные, квалифицированные лекции мы ходили с удовольствием. Кроме морского права он давал нам некоторые основы дипломатии. «Основа основ дипломатии – говорил он – молчи – за умного сойдешь». И тут же привел пример, действительно имевший место. Балтийский сторожевой корабль находился с официальным визитом в Копенгагене. Обед – высшая форма приема. Сидящий за столом командир СКРа рассматривает огромный портрет, где изображен во весь рост мужчина в парадном мундире. Наконец командир интересуется, кто это такой. Ему с недоумением отвечают: «Это наш король». Стремясь загладить свою неловкость командир: «Разрешите мне предложить тост за здоровье короля! Ему: «Он умер еще в начале века».
Большинство дипломных работ было по тактике применения оружия. Писались они просто – бралась диплом- ная работа за прошлый год, переписывалось на черновик (надо было показать, что ты работал самостоятельно) с учетом появления за год чего-то нового. Если нового не было, то корректировались только даты. Руководитель расписывался в черновике – это означала, что черновик он глубоко изучил и одобрил его. Затем за определенную плату брались за дело академические машинистки и чертежницы. Я попросил тему на кафедре истории военно-морского искусства и получил ее «Встречные бои авианосных сил во второй мировой войне». Преподаватели дали мне перечень необходимой литературы.
Надо сказать, что в академии была прекрасная библиотека, большой выбор как художественной, так и специ- альной литературы. По моей теме почти вся литература была отпечатана на пишущей машинке всего в нескольких экземплярах в 1946-1948 гг. Практически она не использовалась, последние даты о выдаче ее пользователю были 1948-9 годов. В академии явно не интересовались авианос- ными силами. Материалы были чрезвычайно интересными, видимо переведены с американских и японских первоисточников. Я тут же с увлечением занялся своей дипломной работой. Работа доставляла
