Владимир Переверзин - Заложник. История менеджера ЮКОСа
«Ты что, в побег собрался?» — сиреной взвыл оперативник.
Такая мысль мне в голову не приходила, о чем я ему честно сообщаю. Рассказываю ему и о том, как я выписываю эти журналы через библиотеку.
«Вы же сами мне эти журналы из штаба приносите», — пытаюсь я убедить его в своей невиновности.
Оперативники мне не верят и вызывают завхоза библиотеки, который с ходу выдает всю цепочку.
«В колонию с почты приходят газеты и журналы. Начальник воспитательного отдела или замполит вызывают меня в штаб, — дает свои нехитрые показания ничего не понимающий библиотекарь, — и отдают прессу мне. А я раздаю газеты и журналы по спискам отрядов».
Я пишу «явку с повинной», где чистосердечно признаюсь, где я взял злополучные журналы. Оперативники, конфисковав журналы, отпускают меня в отряд. В тот вечер мне было очень плохо — и морально, и физически. Я размышлял всю ночь.
Уверен, что оперативникам и в голову не пришло, что они совершили уголовно наказуемое преступление — используя служебное положение, ограбили меня и лишили имущества на кругленькую сумму, достаточную для возбуждения уголовного дела. Каждый журнал стоил около девятисот рублей.
История доходит до начальника колонии и счастливо заканчивается. Начальник отряда торжественно возвращает похищенные у меня журналы и требует расписку об их получении.
Однажды в колонии произойдет массовое хищение газет. Осужденные не получат выписанный на личные деньги номер газеты «Ковровские ведомости», где была опубликована статья о начальнике оперативного отдела нашей колонии. Господин Пащенко был уличен в использовании рабского труда на собственной фазенде. Несколько осужденных мирно трудились у него на даче. Речь шла о возбуждении уголовного дела в отношении доблестного майора. Уничтожив часть тиража, тюремщики спасли честь мундира…
* * *
Весь срок я мечтаю о работе в библиотеке, но мечта эта окажется неосуществима. Как в былые советские времена не брали на работу людей по пятой графе на секретные оборонные предприятия, так и меня с отметкой ЮКОС не взяли на работу в библиотеку.
Глава 28
Курс на УДО!
Взяв курс на условно-досрочное освобождение и приняв навязанные правила игры, я решаю, что буду делать для достижения освобождения все возможное.
За работу на промзоне осужденным дают поощрения в виде благодарности, дополнительного свидания или дополнительной передачи. Если у осужденного нет нареканий, то раз в квартал ему выписывают желаемое поощрение.
К тому времени я уже был наслышан о судебной практике предоставления УДО. Судья может запросто спросить вкалывающего многие годы осужденного:
«А почему в художественной самодеятельности не участвует? Не поет? Не пляшет? Ну поди, посиди еще».
Мужики, отпахавшие две смены и без сил приходившие в барак, возмущались таким раскладом и справедливо посылали многочисленные проклятья в адрес судей.
* * *
Исправительная колония. В названии заложен смысл и определена основная цель этого заведения — исправлять осужденных. Название не только не соответствует содержанию, но имеет прямо противоположный смысл происходящему. Чего здесь только не делают, но только не исправляют. Побывав в этих местах, человек теряет последнюю веру в справедливость. Изрядно «наисправляв» зэков рабским трудом, прочно вбив в их головы мысль, что своим трудом денег не заработаешь, колонии выпускают толпы озлобленных, отчаявшихся, не приспособленных к нормальной жизни людей, большинство из которых возвращается обратно. Система выдает восемьдесят процентов брака. Не повод ли задуматься о состоянии системы, которая обходится бюджету в баснословные деньги? ФСИН поглощает средства, размер которых сопоставим с деньгами, выделяемыми на здравоохранение.
В недрах системы зарождаются так называемые воспитательные мероприятия. Придумываются, разрабатываются и внедряются в жизнь разные забавы и игрища для осужденных. Песни, пляски, театральные постановки, КВНы и спартакиады, бурно процветающие в колонии в Мелехово, не обошли стороной и меня.
* * *
Однажды дневальный отряда бросает клич: «В колонии проводится конкурс хоровой песни. Желающие принять участие могут записаться у меня. За участие — приз!» Под призом подразумевается поощрение.
Петь я не умею, да и желания это делать у меня нет. У других осужденных, видимо, тоже. Желающих набирается немного. Под угрозой честь мундира! Как же, осужденные петь не желают! Начальник отряда вызывает по одному к себе в кабинет отказников, коих набралось больше, чем пол-отряда. В их числе и я. Отстояв очередь, я захожу к нему в кабинет.
«Почему вы, Переверзин, отказываетесь принимать участие в воспитательных мероприятиях?» — спрашивает меня начальник.
«Я петь не умею», — честно отвечаю я.
«Поймите, это в ваших же интересах. Не пойдете — я в личное дело рапорт напишу, что отказались выполнять требования администрации, характеристика будет у вас плохая, на УДО не уйдете», — продолжает убеждать меня он.
Понимая, с кем имею дело, я соглашаюсь. «Хорошо, — говорю я, — спою»…
Запевалой был осужденный за нанесение тяжких телесных повреждений Антон К., который в моем понимании неплохо пел. Нам достается припев. После нескольких репетиций наш отряд в полном составе выходит на сцену клуба, пред очи скопища людей в погонах.
Антон затягивает:
И пускай наше детство не кончится,
Хоть мы взрослыми стали людьми,
Потому что родителям хочется,
Чтобы мы оставались детьми.
Хор, состоящий из маньяков, убийц, насильников, грабителей, разбойников, террористов, путая слова, подхватывает:
Родительский дом, начало начал,
Ты в жизни моей надежный причал.
Родительский дом, пускай добрый свет
Горит в твоих окнах много лет.
Песню по очереди поет вся зона. Мы занимаем второе место. Начальство колонии радостно отчитывается о перевоспитании осужденных. Из нас поощрение получает только отрядный запевала Антон, а мне удается избежать рапорта о нарушении…
Когда я рассказал жене о том, что пою в хоре, сначала она мне не поверила. Потом, памятуя об отсутствии у меня слуха и голоса, долго смеялась. Смялся и я, когда смотрел на серьезные лица сотрудников колонии, которые внимательно слушали нас и оценивали выступление.
«Господи, куда я попал? — думал я в те минуты. — Это же настоящий дурдом!»
Как здесь не вспомнить эпизод из книги Алексея Толстого «Приключения Невзорова, или Ибикус». Вынужденные покинуть Россию после революции, герои открывают бордель в Стамбуле. На открытии полковник Ртищев просит Невзорова спеть.
«Но я же никогда не пел!» — отвечает граф.
«Я вам приказываю», — настаивает полковник.
Невзоров запевает. При первых словах Ртищев в отчаянии обхватывает голову руками, а пьяный деникинский офицер, сидевший неподалеку, говорит: «Расстрелять!»
Мне же хотелось сказать: «Господа офицеры, читайте русскую классику»…
После выступления в хоре мне было уже ничего не страшно, и я добровольно записался в участники спартакиады, посвященной 23 Февраля. Я подал заявку на участие сразу в нескольких дисциплинах — жим гири, перетягивание каната и биатлон. По хорошо знакомой мне по маршировкам аллее надо было пробежать на лыжах и снежками сбить мишени — поставленные на столы пустые бутылки.
Председатель спортивной секции — Андрей, осужденный за изнасилование и убийство, — бросает на меня оценивающий взгляд. Моя пополневшая за годы нахождения в тюрьме фигура не внушает ему доверия. Но уступая моему напору, почесав голову с вытатуированной мишенью на затылке, он нехотя включает меня в состав участников.
Администрация колонии со всей серьезностью подходит к подобным мероприятиям. Для их освещения (и прославления начальства) приглашается местная пресса. Любопытным журналистам в диковинку смотреть на дрессированных, бегающих и прыгающих зэков, которые моментально забудут об исполняемых ими трюках, едва их выпустят из клетки. Зрелище это привлекает толпы зевак из сотрудников колонии и осужденных, которые яростно болеют за команды из своих отрядов. Крики, шум и веселье царят в этот день в колонии.
Получив видавшие виды лыжи и палки, надев чудом подошедшие мне ботинки, я выхожу на старт. Трасса начинается от локального сектора адаптационного отряда и идет по аллее в горку. Надо пробежать вверх, там развернуться, вернуться вниз и поразить приготовленными снежками цели. Все готово к эстафете, но погода подвела. Снег подтаял, и на аллее очень скользко. На старт выходит несколько участников сразу, но по команде «На старт, внимание, марш!» они не могут тронуться с места. Пробуксовывая на месте, они валятся друг на друга. Поднимаемые заботливыми товарищами, они встают на ноги и падают опять. Наблюдая за этой кучей-малой, я сам едва не падаю от смеха. Хохочет вся зона, наблюдающая эту комичную картину. Кое-как встав на лыжи, зэки с трудом, по многу раз падая и вставая, преодолевают аллею и опять, падая и вставая, возвращаются назад. Судья из числа осужденных с секундомером в руке беспристрастно фиксирует результаты. Наступает моя очередь, и я выхожу на старт.
