Святослав Задерий - Дети равновесия

Он говорит: слушай, орден-то мне надо бы снять. Мне его Клипс подарил перед отъездом. В то время были такие ордена, выпускались из пластмассы — как значки: орден Александра Невского, и так далее… Они, говорит, все думают, что я прибыл из Афганистана. Здесь никто никогда не видел такую собаку — разбегаются в разные стороны, хожу как пугало…

Заселились мы в этот городок, пожили, погуляли, — решили травы потереть. Говорю: Санька, стремно же все-таки, приехать сюда и травы не взять. Антон сказал: мы поедем в другую деревню. Он с Аленой был, с женой. Оставили нам свою собаку. Оказалось, что у боксера морда один в один похожа на изображение киргизского дьявола. И там никогда никто не видел такой собаки. Мы ходили с этим Рэпом как короли — нас все боялись. Рэп — самая безобидная собака, которую я когда-либо знал, он никогда в жизни никого не укусил. Бар вечерний там есть, они, местные аборигены, стоят там, курят план, сами с бритыми головами… но, увидев нас, начинают бросаться, кто, куда, — будто мы чуму несем. Автомат Калашникова по сравнению с э той собакой — ничто. Лучшей защиты придумать было невозможно.

Приезжали к нам туда Рашид с Муриком, они как раз снимали там какой-то фильм, про подростков. Мы с Саш-Башом погуляли по Аксаю, он говорит: надо это место отметить каким-то способом. Я говорю: ну, каким? Там пролетали самолеты периодически, и мы с ним на берегу Аксая, буквами, наверное, размером в десять на десять метров написали: "Вся власть поэтам". Для того чтобы летчикам было видно сверху. Потом этот лозунг появился в ДЦТ. Наверное, многие видели даже майки с такой надписью. Это как раз было придумано в тот самый момент. Мы писали ногами на прибрежном песке — лозунг еще и материализован был, очень здорово.

Приехала Алена, жена Антона. Говорит: ребята, у нас произошла страшная трагедия. В той деревне, куда они с Антоном уехали, оставив нам собаку, человек попал под сенокосилку. Осталась она у нас до вечера, мы попили чаю, вдруг начался страшный дождь, гроза, — но Алена, как героическая девушка, говорит: нет, я все равно поеду, нас ждут там. Почему-то купила два десятка яиц и двадцать пирожных. Взяла собаку и уехала. Утром мы с Санькой тоже собрали вещи, расплатились с хозяйкой. Вышли на трассу, голосуем, никто не останавливается. Тут у нас под ногами оказывается такая бумажка с надписью «Тюп». Я говорю: что за Тюп такой? Саш-Баш говорит: есть тут такое промежуточное селение, Алена же нас как раз как бы там и ждет. Тормозим машину этой бумажкой с надписью" Тюп" — и вдруг возле нас останавливается огромный БелАЗ, открывается дверь, из него выглядывает Алена. Говорит: "Вы куда?" Мы так несколько оторопели и говорим: мы, собственно, к вам… Она вответ: да? Очень хорошо, мы будем вас ждать в двенадцать часов на базарной площади. И — она захлопывает дверь, машина уезжает, мы остаемся одни. Подобрал нас один грузовик, мы долго тряслись по каким-то дорогам, но в конечном итоге доехали до этого самого Тюпа. Тюп оказался такой деревней — совершенно лютой… И центральным местом этой деревни была как раз базарная площадь. Мыприехали часов в двенадцать ночи. Причем мы выглядели так: я был одет в черную майку, такой крашеный, с небольшой косичкой, СашБаш в русской рубахе с крестом, волосатенький. У меня был голубой рюкзак, у него — красный. То есть — выглядели мы, как фонари на перекрестке. Просто светимся. А весь остальной народ — образца 72-го года: клеши, штаны с пряжками.

Вечер поздний, уже никто, соответственно, не торгует. Мы сели на прилавок — сидим, ждем. Антоша все-таки обещал, он директор мой, я этому человеку доверяю, не один год проработали. Ждемпождем — вдруг напротив нас останавливается ментовский мотоцикл. С него слезли три мента, взяли сигареты, закурили. Стоят, разговаривают. Еще четверо подошло. А вокруг никого нет — совершенно безлюдное место, разве что вылые прохожие стороной проходят. И тут — белая «Волга» подъехала, из нее вышел ментовский полковник. То ли у них там стрелка была какая, то ли что — но набралось их там совершенно немеряно. И мы, два идиота такие, сидим, светимся. Они на нас Поглядывают, покуривают, и о чем-то там разговаривают. Я говорю: Санька, я так больше не могу… стремно просто. Он говорит: да, снимаемся и отходим в сторону. Ну, отходим, а там, рядом небольшое здание, написано: «Телеграф». К нам подходит парень — киргиз, или казах — такой в клешах, как положено. Пьяный удолбанный. Говорит: О! Привет! Мы говорим: привет. А вы че сюда: говорит, за анашой приехали? Мы ему: тш-ш, какая анаша, ты с ума сошел, нет, тут нас товарищ должен ожидать, вот, мы его встречаем… Он говорит: да? А то к нам тут все за анашой ездят, у нас ее ту тмного растет! Кругом! Правда, говорит, днем ее собирать нельзя летают, говорит, вертолеты и стреляют из автоматов. Если кого увидят на поле — всех косят. Мы говорим: нет, мы не за анашой… А вы, мол, откуда? Да мы, отвечаем из Алма-Аты. Он: ах! Братки! Земы! Земели! Все! Пошли ко мне! Да мы говорим, — подожди, нас тут человек должен был встретить, мы его ждем-ожидаем. Поглядываем из-за угла на то место, где мы, собственно, должны быть. Он говорит — ну, как хотите, я пошел звонить маме в Алма-Ату, а вы, если захотите, можете переночевать у меня в вагончике.

Стоим. Двенадцать часов ночи, горный поселок Тюп — где это, я по карте никогда не видел, честное слово. Потоптались, потоnтались — решили выцеплять этого Нурика. Зашли в здание телеграфа, он там кричит в трубку: мама, мол, у меня все хорошо! Отговорился — я к нему подхожу: Нурик, у нас такая ситуация, придется идти к тебе. Антон — то нас так и не нашел. Ладно, пошли.

Идем — смотрим: начинается колючая проволака, «буры» какието, вагончики — короче, оказалось, что он привел нас на «химию». На местную «зону». Заводит в вагончик и представляет нас. Вагончик разделен пополам — и в одной половине как бы кровати стоят, там люди какие-то тусуются, и над всем этим стоит совершенно явный наркотический кумар. А в другой половине сидит такой дядя Коля и спокойно смотрит телевизор. Нурик так: "Дядя Коля! Вот, ко мне родственники приехали из Алма-Аты, можно, они переночуют сегодня тут?" Тот так: "Родственники? Ну-ну…". А он в свитере, в потертом пиджачке, такой — смесь артиста Басова с артистом Евстигнеевым, то есть не лютый, а спокойный персонажик. "Садитесь, говорит, ребята, фильм смотрите. Фильм хороший. "Профессия — следователь" называется". Сели, смотрим, смотрим фильм "Профессия следователь". Ну, напряженно, конечно, мы все-таки устали, спать уже хочется. Вдруг открывается дверь, заходят два человека, один худой, с обожженным лицом, второй — такой здоровый. Что-то они там перемигнулись, подсели к нам и начали этого Нурика доставать. Ты че, говорят, сюда пришел, в вагончике нашем, какого черта… Начинается такое чи-чи, га-га — блатной базар. Мы сидим смирненькие — два ангела перед входом в ад. Дядя Коля смотрит, что мы не реагируем — и так: "Ну, тихо-тихо, ну, видите ли, родственники к человеку приехали. Сидите, смотрите фильм. "Профессия — следователь" — хороший фильм". Сидим, как дураки, дальше, продолжаем смотреть этот фильм. Вокруг горы, тишина, ни одного огонька, и мы — полное собрание уродов.