Николай Крылов - Не померкнет никогда

Следующей ночью, на рассвете, красноармеец-оповеститель из нашего штаба разбудил меня резким стуком в окно. Быстро вышел во двор, и первое, что воспринял, был характерный рокот моторов "ястребков" И-16. Они находились в воздухе, хотя никаких полетов и учений (это я знал точно) в воскресенье не предвиделось.

Надо сказать, что последние дни перед войной были у границы если внешне и тихими, то вовсе не безмятежно спокойными. В сознании мгновенно сконцентрировалось все, что накопилось неясного и тревожного, — сведения о передвижении войск на том берегу, полеты самолетов-разведчиков над дунайскими фарватерами и нашей территорией, другие подозрительные действия "противостоящей стороны"… Все то, что мы еще не решались, словно не веря до конца самим себе, вслух назвать настоящим именем — подготовкой к войне, к агрессии.

Оповеститель знал только одно: всех командиров срочно вызывают в штаб. Но у меня уже не было сомнений в том, что это не просто тревога.

Поспешно вернувшись в дом за снаряжением, я сказал проснувшейся жене:

— Настенька, может быть, это война… Только спокойно, не перепугай ребят. Что надо делать — сообщу.

Когда подбегал к штабу, со стороны границы послышался нарастающий гул самолетов, уже не наших. Затем Болград начали бомбить, и над городом завязался воздушный бой.

Несколько часов спустя, около полудня, я увидел жену и ребят в кузове одного из грузовиков, набитых женщинами и детьми: поступило распоряжение вывезти семьи военнослужащих из приграничного района.

В каждой машине стояло по железной бочке с бензином — еще точно не знали, на какой станции посадка на поезд, и шоферы запаслись горючим. В машинах было тесно, из вещей брали только самое необходимое. Мои уезжали совсем налегке: все осталось в багаже, который так и не пришел.

Попрощались торопливо. Где и когда встретимся, не загадывали. Все личное отходило на второй план перед грозной опасностью, нависшей над Родиной, перед всенародной бедой, масштабы которой еще трудно было представить и осознать.

* * *

Первые дни войны — не тема моей книги. Их я касаюсь лишь постольку, поскольку это необходимо, чтобы то, о чем предстоит рассказать потом, не выглядело вырванным из своего времени.

Положение, в котором события застали меня и моих сослуживцев, было непростым. Наш укрепрайон не успел войти в строй — на осуществление намеченных планов не хватило времени. Все то в нашем хозяйстве, что могло немедленно использоваться, передавалось полевым войскам. А высвобождавшиеся люди становились резервом округа. Вслед за инженерами, которые готовились строить укрепления, стали отзывать других командиров, в том числе из штаба.

Те, кто пока оставался на месте, разумеется, без работы не сидели — округ давал множество разных заданий. Но жили мы эти первые две недели войны боевыми делами своих сражающихся соседей, их успехами в борьбе с врагом.

Да, войска, оборонявшиеся на Дунае и Пруте, имели определенные успехи с самого начала военных действий. Помню общее воодушевление в штабе 14-го корпуса вечером 22 июня. В тот час еще не было сведений о том, как отражается нападение фашистского агрессора на остальном фронте, и хотелось верить, что там положение не хуже, чем у нас. Здесь же, на левом приморском фланге, итоги первого дня войны выглядели не так уж плохо.

Все попытки противника высадиться на наш берег Дуная получили отпор. Его подразделения, сумевшие кое-где переправиться рано утром, были разгромлены. Около пятисот вражеских солдат и офицеров сдались в плен. "Ястребки" и зенитчики сбили семнадцать фашистских самолетов. Наши потери от бомбежки и артиллерийского обстрела через границу оказались, несмотря на внезапность нападения, в общем, незначительными.

От знакомых командиров в штабе корпуса я услышал подробности отдельных событий дня. Рассказывали, как в Кагуле враг захватил было мост через Прут, где стояли только часовые, и двинул на восточный берег пехоту, но подоспевший на помощь пограничникам стрелковый батальон сбросил фашистов в реку, а мост разбила наша артиллерия. Рассказывали и о том, как прочесывали дунайские плавни, по которым рассеялась успевшая переправиться на левый берег вражеская рота, и вытаскивали из вонючего ила распластавшихся в нем неприятельских солдат и офицеров…

Все то, что успели сделать до войны на случай возможных неожиданностей, окупилось сторицей.

Части 14-го корпуса генерала Д. Г. Егорова имели неплохо подготовленные рубежи для развертывания вдоль границы. Артиллеристы точно знали, кого и с каких огневых позиций должны поддерживать. Была хорошая, четкая связь с пограничниками, со штабом и отрядами Дунайской военной флотилии. Как все это пригодилось, какие драгоценные минуты и часы позволило выиграть!

Как я уже сказал, перед войной у границы было не особенно спокойно. В июне обстановка на румынском берегу (а там — это не было секретом — находились и немецкие войска) стала настораживать. В одном селе за Прутом появились солдаты, которых раньше не было, у другого поднялось некое "гнездо", похожее на артиллерийский наблюдательный пункт, у третьего — скопление плохо замаскированных в затоне лодок… Обо всем таком, конечно, докладывалось начальству. Но в командирском кругу многие высказывали мнение, что и без особых указаний о повышении боевой готовности можно и должно кое-что предпринять.

Начальники, от которых это зависело, разумеется, знали свои права. Чрезмерная осторожность, способная теперь, много лет спустя, показаться странной, объяснялась распространенным тогда опасением, как бы не совершить нечто такое, что "даст повод для провокации".

И все же принимались меры, оказавшиеся более чем своевременными. Начальник артиллерии полковник Н. К. Рыжи убедил, например, командира корпуса прервать под каким-то предлогом сбор артиллеристов, и они как раз 21 июня вернулись в свои части.

Надо отдать должное и командованию Одесского военного округа. Перед самым нападением врага оно успело — по настоянию М. В. Захарова — перевести на запасные аэродромы авиацию, избежавшую благодаря этому больших потерь (на земле от бомбежек во всем округе погибло в первый день войны три самолета). Около двух часов ночи 22 июня были подняты по тревоге войска, предназначенные для прикрытия границы. Война застала эти полки и дивизии если не на рубежах, которые надлежало занять, то уже на марше к ним. А управление войсками округа было к этому времени перенесено на заранее оборудованный полевой КП. В третьем часу ночи по приказу из Севастополя перешла на оперативную готовность номер один Дунайская военная флотилия, командование которой еще до того сосредоточило корабли боевыми группами на наиболее опасных участках.