Три смерти Ивана Громака - Сергей Иванович Бортников
Примостившись на краю лавочки в первом ряду, военный снял своё роскошное пальто и положил его рядом – по левую руку, после чего окинул мутным взором почти безлюдное помещение и, уткнув подбородок в грудь, моментально засопел.
Кто же знал, что он нисколько не пьяный, а лишь сильно уставший?
Иван расположился сзади и, когда убедился, что мужик уснул, немедля полез в карман кожаного реглана.
В тот же миг крепкая рука легла на его запястье.
Громак попытался вырваться. Да где там?!
– Что, попался? – совершенно безобидным тоном тихо, но твёрдо произнёс незнакомец. – Думал, что дядька набрался вдрызг и поэтому легко позволит себя ограбить? Нет, братец, я как стекло, просто не спал две ночи подряд. А сто грамм для моряка – тьфу, пыль, понял?
– Отпустите меня, дяденька, будь ласочка…[6] Я больше не буду, – притворно захныкал неудачливый воришка.
– Отставить сопли! – насупился незнакомец. – Ты мужик али нет?
– Мужик, – надулся, несколько опешив, Иван и спросил, сердито глядя на флотского: – Разве не видно?
– Значит, должен отвечать за свои поступки. Ну чего молчишь, как будто воды в рот набрал?
– Виноват! Исправлюсь… – буркнул Громак.
– Где это ты нахватался таких старорежимных оборотов? В Красной армии и на флоте следует отвечать: «Есть, товарищ капитан второго ранга!». Повтори.
– Есть!
– Да, кстати, а есть ты будешь? – неожиданно поинтересовался незнакомец. – В смысле – кушать?
– Не откажусь, – опешил Громак. – Только нас трое…
– Что ж, давай, зови их сюда!
– Василь, Охрим! – на весь вокзал заорал Иван.
Далеко сзади, из-за угла зала ожидания одновременно выглянули две хитрые физиономии. Одна над другой: первая – чуть ниже, другая – выше.
– За мной – марш! – решительно распорядился военный и, перекинув через руку пальто, едва не ставшее объектом чужого посягательства, направился в противоположный конец помещения – туда, где из-за стойки выглядывал белоснежный головной убор, с виду напоминающий то ли поварский, то ли шутовской колпак.
Как оказалось, он прикрывал круглую, словно очерченную циркулем, головушку немолодой и чрезмерно пышной дамы – вокзальной буфетчицы тёти Тони, старавшейся не упускать ни одного свободного мгновения для того, чтобы немного, как она сама выражалась, покемарить.
Некоторые служащие, часто околачивающиеся в станционной курилке, у которой любил попрошайничать Иван, шёпотом поговаривали о тюремном прошлом тёти Тони, мол, у нашей буфетчицы не одна ходка за плечами, но это так – слухи, серьёзными государственными документами никто из них, естественно, не располагал.
– Так… Три ватрушки… – начал моряк.
– И три чая! – напускно пробасил Василий и так выглядевший значительно старше своих лет.
– Мне ещё, если, конечно, можно… Грамм двести любых конфет, – зарделся румянцем Охрим Терещенко, давно мечтавший набить брюхо загадочными кондитерскими изделиями.
(До этого момента в его недолгой жизни были отмечены лишь единичные случаи угощения сладостями из рук залётных богатеев, почему-то не очень часто попадавшихся на жизненном пути наших героев.)
Но новый знакомый, кажется, собрался переплюнуть их всех.
– Нет проблем, товарищ юнга, – он похлопал Охрима по плечу и повернул лицо к буфетчице: – Ну-ка, мадам, взвесьте полкило самых лучших, самых дорогих – шоколадных – для моих лучших друзей!
– Слушаюсь, товарищ капитан! – ухмыльнулась тётя Тоня.
– Да побыстрее…
– А волшебное слово? – пробормотала буфетчица, растягивая в улыбке и без того непомерно широкий рот, обрамлённый сочными мясистыми губами.
– Пожалуйста! – безхитростно и добродушно прищурился щедрый клиент.
* * *
– А вы, дяденька, и вправду капитан? – уметая за обе щеки вкуснейшую и свежайшую булочку с творожной начинкой, с плохо скрываемым восторгом в писклявом, ломающемся голосе поинтересовался Громак.
– Так точно. Капитан второго ранга Гущин. Алексей Матвеевич. Прошу любить и жаловать!
– Ух ты, – в унисон восторженно протянули пацаны.
– Направлен в Севастополь для дальнейшего прохождения службы после окончания Высшего военно-морского училища имени Михаила Васильевича Фрунзе! – лихо продолжил офицер и вдруг неожиданно спросил: – А вы, занимающиеся малопочтенными делами товарищи, не желаете ли послужить нашей Советской Родине?
Друзья озадаченно переглянулись. Но прямой вопрос требовал прямого же ответа.
– Желаем. Как пить дать, – за всех подписался старший из беспризорников – Василий.
Кавторанг ещё раз оглядел их с необидной усмешкой и подвёл итог разговору:
– Тогда милости прошу на наш корабль. «Красный Кавказ». Так он называется.
– Ур-ра!!! – неожиданно даже для самого себя выдал Громак.
4
История корабля, на котором предстояло жить и служить нашим героям, началась ещё до Первой мировой войны – это произошло 18 октября 1913 года.
Именно тогда в Николаеве состоялась закладка двух лёгких крейсеров. Одному из них, ставшему впоследствии «Красным Кавказом», изначально было присвоено наименование «Адмирал Лазарев». Сам корпус судна спустили на воду 8 июня 1916 года, однако полностью достроили его только спустя пятнадцать лет.
Ещё через год корабль прошёл наконец приёмную комиссию, а через два – отправился в свой первый зарубежный поход, нанеся дружеские визиты в порты Турции, Италии и Греции.
Теперь это была огромная махина водоизмещением свыше 9000 тонн при длине в 170 и ширине почти 16 метров; хорошо вооружённая, мощная – с четырьмя массивными орудийными установками весом в 120 тонн каждая, зенитками Лендера[7], пулемётами крупного калибра, 533-миллиметровыми (по другим данным 450-мм) торпедными аппаратами и даже с запускаемыми при помощи пневматической катапульты двумя гидропланами-разведчиками «КР-1» знаменитого немецкого концерна «Хенкель» на борту, прозванными на флоте «летающими лодками» (при необходимости они могли выполнять также функции пикирующих бомбардировщиков).
В экипаже корабля в то время было свыше 600 человек[8]. Как оказалось – хорошо обученных, дисциплинированных, отважных: командир «Красного Кавказа» Фёдор Иванович Кравченко, к которому Гущина прислали старшим помощником (как сейчас сказали бы – заместителем), прекрасно знал своё дело!
Впрочем, иных – бестолковых, неграмотных, беспринципных на руководящие посты тогда просто не назначали.
Хотя нет, бывали и исключения. Но они, как известно, имеются у каждого из правил…
В скором будущем Кравченко ожидало повышение, и кандидатура Алексея Матвеевича виделась командованию флота самой достойной из всех на освобождающуюся должность.
Вот Гущин и принялся, не теряя времени, изучать все нюансы предстоящей деятельности в новой для себя ипостаси: знакомился с личным составом, отрабатывал до автоматизма действия экипажа по команде: «Корабль к бою и походу приготовить», планировал и проводил стрельбы; короче, делал всё, что было предписано Уставом корабельной службы.
Времени для общения со свежеиспечёнными юнгами у него не оставалось совсем. Но подростки это понимали и не очень
