Лия Лозинская - Во главе двух академий

Бумаги рассмотрены, счета уплачены, а остаток денег передан его вдове.

Инспектором состоял господин Голубцов; он ничего не делал и только расписывался в получении жалованья. Он был назначен судьей в Каргополь, где тщетно ожидали его приезда; ничего не делая, он получал жалованье от Академии и занимал квартиру, нужную для других целей.

Я его уволила.

Заграничные шрифты для типографии были настолько стары и сбиты, что невозможно было печатать более одного тома Комментариев Академии.

Я велела отлить латинский и русский шрифты; их отливают и теперь. Что касается немецких шрифтов, я выписала их из Саксонии, а также и латинские, чтобы не задерживать печатание.

Не было книг, необходимых для гг. академиков, а в библиотеке многие сочинения были неполны, благодаря тому что в продолжение нескольких лет не выписывались последующие томы.

Гг. академикам, каждому по своей специальности, поручено было составить списки нужных книг, и их берут у Вейтбрехта в уплату его долга Академии.

Отливка шрифтов происходила в погребе, где после последнего наводнения так сыро, что железные и медные инструменты литейщиков совершенно заржавели.

Она будет перенесена в более подходящее место и ближе к типографии.

Коллекция минералов, присланная из Швеции в 1780 г., была передана Академии Домашневым лишь при моем вступлении на должность.

Она приведена в порядок.

Комментарии Академии остановились на второй части за 1779 г.

Как эти томы, так и еще несколько томов Комментариев уже напечатаны и выпущены в продажу.

Гг. профессора, обремененные делами, чуждыми их науке, не имели времени заниматься своими специальностями, что вредило успехам науки.

Каждый из них может заниматься своей наукой совершенно свободно, не встречая с моей стороны никаких препятствий; со своими делами они обращаются прямо ко мне и получают быстрое их разрешение, не подчиняясь канцелярской волоките, пугавшей некоторых из них.

Цена на книги и карты была столь высока, что препятствовала осуществлению благодеятельных намерений государыни, направленных к распространению просвещения.

Карты по приказанию директора продавались по двойной цене против настоящей, что порождало злоупотребления, а вследствие их дороговизны никто их не покупал.

Книги, карты и альманахи, поступившие в продажу со времени моего вступления в Академию, продаются за половину их прежней цены.

Пять карт Азовской губернии, готовые уже три года, не были изданы, потому что директор занимался исключительно придумыванием для них картушей.

Они теперь изданы.

Не было каталога книг, находившихся в Академии, вследствие чего публика не знала ничего об их существовании и цене.

Напечатано 1 800 экземпляров каталога, как для Петербурга, так и для остальных губерний; теперь же вышло второе его издание в количестве шестисот экземпляров.

Лучшие ученики Академии покинули ее; я застала только двух, которые не умели переводить даже с немецкого языка.

В целях поощрения молодых людей и для возбуждения соревнования между ними я установила в гимназии два экзамена в год, за которые они получают награды в виде книг и золотых медалей. Четырех самых способных учеников я послала на счет Академии на четыре года в Геттингенский университет.

В гимназии вместо 50 учеников я застала всего 27; из них трое не подавали никаких надежд и были взяты в типографию, шестеро были отправлены родителям ввиду полной неспособности к наукам. Осталось всего 18, т. е. весьма незначительное количество для столь обширной империи, в которой ощущается недостаток в людях, умеющих читать. Сама Академия от этого страдала, так как, нуждаясь в людях, не знала, где их взять.

Те шестеро учеников были возвращены родителям, потому что им нельзя было поручить грубую работу, так как они были из сравнительно хороших семей. Кроме того, казна сберегла и деньги, и время. Вместо них теперь 89 учеников, которые, смею утверждать, гораздо лучше накормлены, одеты и обучены, чем прежде.

Вместо недостававших необходимых учителей в гимназии был музыкант, получавший 800 р. за обучение игре на скрипке.

Музыканту было заплачено, и он был уволен; вместо него я взяла образованного воспитателя и учителя итальянского и английского языков.

Протоколы общих собраний оставались у директора; некоторые из них были даже им утеряны.

После долгих напоминаний мне удалось получить их от него, и они теперь тщательно сохраняются. Я запретила приносить их к себе и читаю их, когда бываю в Академии, и у себя оставляю копии с них.

Книжный магазин был ревизован и осмотрен лишь два раза за управление Академией камергером Домашневым.

Я ревизую его, насколько это возможно при препятствиях, которые ставит мне комиссия, ведущая следствие по прежнему управлению; я могу принять его в свое владение только, когда это дело будет закончено: невозможно произвести точную ревизию, не сменив прежнего комиссара, которого я должна пока оставить, так как он еще не обвинен и не оправдан.

Из Академии получали книги для прочтения посторонние, вследствие чего несколько сочинений оказались разрозненными; книги не были размещены в алфавитном порядке и стояли в беспорядке.

Теперь только члены Академии имеют право брать книги, и то под расписку; все книги перебраны и установлены в порядке.

Никогда не была произведена ревизия и потребован отчет у комиссара, которому поручена была продажа в Москве книг, изданных Академией.

Счета приведены в порядок г. Штриттером; когда это было закончено, я продала, с разрешения императрицы, дом книжного магазина за 6 500 р., которые и положила в ломбард на счет Академии.

Вследствие того что комиссару было разрешено продавать и посторонние книги, он завел свою типографию и, по всей вероятности, занимался больше продажей своих книг, нежели академических.

Книги, напечатанные не в Академии, были изъяты из магазина, и я строго запретила продавать в нем какие-либо издания, кроме академических.

Академия послала Комментарии и Акты в Гамбург, Бреславль и Лейпциг. За это не было получено ни денег, ни сведений о том, проданы ли они.

Я написала министрам — резидентам нашего двора — и нашим корреспондентам, прося их получить из рук комиссаров деньги и счета и прислать их в С.-Петербург.