Генрих фон Лохаузен - Верхом за Россию

— Мы больше не могли этого, кроме как на море, — ответил всадник на вороном коне, — и как раз там эта ставка, полное и неограниченное использование достаточного количества подводных лодок, наступила слишком поздно.

— Зато у нас были все преимущества внутренней линии, — возразил едущий на рыжей лошади.

— Их мы тоже использовали: в 1915 году в России и Сербии, в 1916 году в Румынии и в 1917 году в Италии.

— Но там нельзя было выиграть войну, на суше это было возможно лишь во Франции. Как раз тогда, в 1917 году, когда двадцать французских дивизий бунтовали, англичане снова и снова прыгали в брешь, чтобы мы ничего не заметили.

— Война упущенных возможностей?

— Да, здесь явный провал наших разведывательных служб, — произнес теперь всадник в середине. — Кроме лучшей выучки и вооружения есть еще три вещи, чтобы сберечь кровь, избежать потерь: сохранение тайны, быстрота и точное знание положения противника. Молниеносная война — все еще самая гуманная для обеих сторон, и для жертвы тоже. При известных условиях она дает победителю всего за несколько тысяч погибших миллионы очень полезных пленных. В Польше это нам удалось. Еще лучше во Франции, Норвегии и Сербии, здесь в большей мере только частично.

Но война завышенных потерь — это всегда война дилетантов. Ни один значительный государственный деятель не вцепится в предприятие, которое — если его настойчиво продолжать — может закончиться только обоюдным истощением. Оно порождает только побежденных, а вместо победителей — смеющуюся третью сторону, вроде американцев в 1918 году. Если мы не будем действовать правильно, Америке нужно будет лишь наблюдать, как мы и русские так же упорно сражаемся друг с другом, как китайцы и японцы на другой стороне планеты. В конце они потом опять выступят арбитрами, и мы сами сделали бы их таковыми, дали бы им возможность полностью использовать их самый большой козырь, их собственное неприступное положение между двумя океанами. Беспрепятственно господствуют они там над своим континентом, в то время как мы на своем континенте терзаем друг друга им на радость, мы, русские и европейцы, так же, как китайцы и японцы. И это даже приносит им двойную пользу. К использованию их географического положения добавляется еще их финансовая мощь. Деньги тоже берегут кровь, больше, чем все прочее, ведь даже самый талантливый полководец, не имея денег, всегда посылает в огонь своих собственных солдат, а тот, у кого есть деньги — посылает солдат своих союзников.

— Тогда у американцев была бы уже благодаря самой природе самая сильная позиция среди всех воюющих держав? — спросил юноша на серо-пегой лошади.

— Несомненно! Вам нужно лишь взять карту мира или, еще лучше, глобус. И что сразу бросится там вам в глаза? Два больших плывущих в океанах острова! Один, больший и широкий, охватывает нас, Евразию, и прижавшуюся к ней Африку. Другой, вдвое меньше первого и намного более узкий, вьется вдоль тянущейся непрерывно горной цепи, Анд, почти от полюса к полюсу. Вы представили себе эту картину?

— Да, — засмеялся офицер на вороном коне, как будто он снова сидел на уроке географии, — от Огненной Земли до Аляски!

— Теперь дальше: от этой цепи Анд — всей шириной Мексиканского залива и Карибского моря отделенные друг от друга и связанные друг с другом только узким центральноамериканским перешейком — лежат теперь, как два развевающихся знамени, помещенных одно над другим, две части света — Северная Америка и Южная Америка с почти полной совокупностью занятой ими площади на той стороне Атлантического океана, в какой-то мере лицом напротив нас. Таков, в общем, в самых грубых контурах вид обоих больших островов. Мы называем их Старый и Новый Свет. За ними следует, несколько южнее, как третий остров Антарктика, а потом еще, гораздо меньший уже и через широкий мост южно-азиатских островов почти совсем включенный в картину Старого Света, четвертый и последний остров: Австралия.

А других нет. Забудьте, пожалуйста, весь этот вздор, который вы выучили в ваших школах о пяти континентах Земли. Пятого континента не существует. Европа — это только субконтинент. Напротив, вовсе не субконтинент, зато опора всех их, мощный полуарктический задний двор Евразии — это вот эта страна перед нами.

Субконтиненты — от нас через Переднюю Азию и обе Индии до Китая — это богатство Старого Света. У Америки нет ничего подобного. Для этого этот континент просто слишком соединен внутри себя, слишком связан и однороден. Только по восточным краям образующие границы горы в некоторых местах, но никогда, тем не менее, на более длинные расстояния, сопровождают беспредельные равнины.

В самом широком масштабе Северная Америка, и только она одна, принадлежит к климатически самой благоприятной широте умеренной зоны. Нигде, ни в одной другой части света, эта зона не находится сжатой в одном месте в сравнимом размере. Теперь здесь — после искоренения индейцев, прежних хозяев, оберегающих и воспринимающих свой земной рай в духе детей Богов — за сто лет возникла самая мощная экономическая держава и самый большой производитель оружия в мире: «The mammon's own country», «собственная страна Мамоны». Защищенная океанами справа и слева и обладающая мощным флотом, она неуязвима ни с одной стороны, зато сама в любое время может нанести удар по любому незамерзающему морскому побережью на планете.

— Но это же не вся Америка! — воскликнул всадник на рыжей лошади.

— Естественно, нет, отнюдь не вся. Наряду с ней есть еще совсем другая Америка, готовая помочь, щедрая, коренным образом приличная; и, вероятно, даже намного большая часть американцев принадлежит к этой Америке. Но не эта часть определяет политику Америки, в столь же малой степени, как подавляющее большинство безвредных людей в любой иной стране мира не определяет ее политику. Куда бы вы ни пошли, повсюду общение с живущими там народами несравненно приятнее, чем с их правительствами. Это два в корне различных мира. Их различие всегда явно бросается в глаза.

— К нам это тоже относится? — спросил всадник на вороном.

— А как же иначе? — последовал ответ. — Государства должны хранить свои интересы. Это их самая главная задача, и она требует брать то, что можно взять. Так, например, ключевая роль Соединенных Штатов по отношению к расколотой на множество государств Южной Америке была определена уже с самого начала.

Едва образовавшись и освободившись от Англии в ходе успешной войны, США уже в форме доктрины Монро заковали совокупность Нового Света в объединяющие оковы. Коротко и ясно ее послание запрещало всем неамериканским державам вмешиваться во внутренние дела Америки; недвусмысленный воинственный вызов изгнанным назад за Атлантику европейцам со стороны вырвавшихся от их владычества, вызов только что возникших республик почтенным монархиям Европы. Но еще большей, чем это было выражено в недвусмысленном тексте объявленной доктрины, была неудержимая радость ставших независимыми американцев от того, что в распоряжении только их одних теперь оказался огромный континент с — от полюса до полюса — отныне только тремя языками, имеющими письменность, тремя единственно авторитетными в их соответственных областях.