Генрих фон Лохаузен - Верхом за Россию

Еще в 1914 году один русский историк писал — я случайно знаю его имя: Митрофанов, и он не был, поистине, германофилом — еще в 1914 году он писал, что профессора в русском институте, который не говорил бы по-немецки, совершенно невозможно представить. А цари? На ком они все женились? Начиная с Екатерины Великой, все царицы были — кроме одной единственной датчанки — немками, все-все-все!

Но что значили эти пять миллионов против более двадцати в Америке! И что было бы у этих двадцати, если бы их отцы отправились бы сюда, а не через Атлантику, что они могли бы сделать и для Германии, и для России! Там они были потеряны для Германии, но те, кто был здесь, остались большей частью теми, кем они были. Россия не была плавильным тиглем, она была страной давно проживающей в ней оседлых народов, еще долго живущих, не смешиваясь — и такова она еще сегодня, и те, кто приходили сюда извне, не смешивались с другими, как в Америке, превращаясь в бесформенную кашу. Двадцать миллионов там проиграли свою карту. Сегодня их следы стерты, как будто бы их там никогда и не было. Во всем они своими успехами способствовали успехам шотландцев и англичан и по силам помогали им придать новому полуконтиненту безупречно англосаксонскую форму.

Изначально это было не так. Знаете ли вы, что первую Библию в Соединенных Штатах издали на немецком языке? Что американская декларация независимости в июле 1776 года сначала была напечатана по-немецки, что немецкий язык был первым языком судопроизводства штатов Нью-Джерси, Нью-Йорк и Пенсильвании? Что тогда наряду с семью немецкими было только две английские государственные типографии, и все законы печатались на двух языках? Знаете ли вы, что Джордж Вашингтон знал немецкий язык почти так же хорошо, как свой родной английский? Что его многочисленные полки, что даже его личная охрана и 56 его генералов говорили исключительно по-немецки, что немецкие школы были еще в 1837 году полностью приравнены к английским школам в Пенсильвании, так же, как в Огайо и Миссури?

Знаете ли вы, что у немецкого языка не только в Пенсильвании был шанс стать единственным официальным языком и языком обучения? Речь шла о решении в «House of Representatives», Палате представителей всех тогда уже объединенных штатов — и все решил единственный голос. Первое голосование там дало в итоге равенство голосов: и за английский язык, и за немецкий проголосовало одинаковое количество парламентариев. Потому решал — согласно конституции — голос председателя, и этот председатель, немец по имени Мюленберг, кстати, еще и пастор, сделал выбор в пользу английского языка. Он оказался тем самым, вероятно, самой роковой фигурой нашей истории. Также его решение лишило американских немцев необходимого для них ядра. Пенсильвания не стала тем, чем она должно была бы стать: вариантом французского Квебека, центром немецкой Америки. Те, кто приезжал потом — а они прибывали из года в год сотнями тысяч — не находили землю, за которую они могли бы удержаться, никакого штата, вокруг которого они могли бы собираться. Потому они и расплавились в тигле.

В России тигля не было. И насколько иным был бы сегодня мир, если бы тридцать лет назад вместо тех от 20 до 30 миллионов американских немцев, было бы столь же много русских немцев. Здесь на 25 миллионов больше, там на 25 меньше: какое смещение массы! Россия включала бы тогда так же много немцев, как Пруссия и Австрия славян: равновесие обоюдных меньшинств! Думаете ли вы, что и тогда дошло бы до катастрофы 1914 года, хотя бы только до выстрелов в Сараево? Ведь эти меньшинства преследовали бы тогда одну и ту же цель, а именно самое скорое сближение их трех империй, священный союз, только союз уже не князей, а народов!

Или еще раньше: потеря Порт-Артура, Портсмутский мир 1905 года, падение Севастополя за пятьдесят лет до того — вы думаете, что это произошло бы и тогда? Если бы под знаменами царя было бы на двадцать дивизий больше, двадцать дивизий, состоявших из русских немцев? Разве абсурдно представить пангерманистов и панславистов в одном лагере? Почему? Германию и Россию едва ли можно было бы разделить, так же трудно разделить, как сегодня Англию и Соединенные Штаты.

Бессмысленно — как говорят — следовать в мыслях по путям, которыми не шла настоящая история. Но это отнюдь не бессмысленно, потому что это только отчетливее показывает нам глупость реально пройденных путей. История полна неверно выбранных путей, можно было бы почти сказать, что она только из них и состоит. Мы все, которые маршируем здесь, мы все «от Финляндии до Черного моря» и они там, против нас: мы и они, мы не маршировали бы здесь без рокового решения Мюленберга.

Те, кто выбрал тогда неверное направление, путь за океан, сделали это в ущерб конфедератам, на стороне которых, к сожалению, почти не было немцев, в ущерб Германии, которая зря кормила и учила их, в ущерб России, у которой, среди прочего, и из-за этого во всем не хватило сил для прыжка в новый век, и в 1914 году в ущерб всех народов Европы, которых они своим самоотречением втянули в войну, которая в противном случае вряд ли произошла бы. В конце они стоили старому континенту больше мертвых, чем они принесли новому континенту живых — все это только из-за рокового отказа от собственного своеобразия.

Куда бы они массово ни стремились в массах, наши эмигранты были для нас гарантами мира — если они оставались немцами, они были противовесом любой направленной против нас политики; но только в таком случае, и в России это было легче, чем в Америке. Россия лежала ближе. Здесь можно было бы избежать того, что там не было возможно: а именно войны 1914 года — и как ее последствий также и этой, нынешней войны здесь. То, что можно было предотвратить в Америке, было только проиграть ее. Без русского объявления войны в 1914 году не было бы никакой войны, без американского объявления войны в 1917 году не было бы никакого поражения.

Если мы хотели мира для подъема и безопасности Германии, мы должны были твердо укорениться в одной из обеих стран будущего или в обоих. Но Россия с самого начала обещала больше. Мы должны были только предоставить ей наших лишних людей. Они принесли бы нам больше пользы, чем любая впоследствии выигранная битва. И если Россия хотела играть полагающуюся ей роль в мире, ей вовсе не нужно было для этого покорять Европу, ей следовало только втянуть эту Европу в себя.

Страны вроде нашей, но также и как Англия, Франция, Италия или Япония, приобретают власть распространением, широкомасштабной колонизацией. Они должны захватывать либо рынки, либо земли. Америка, едва завершив самый большой геноцид в истории — геноцид индейцев — приобрела свою силу путем почти одной иммиграции. Ей не требовалось ничего больше делать, кроме как вдыхать в себя непрерывно новых и новых людей. Места для этого хватало еще надолго. Пространства еще было в начале достаточно по всему миру, кроме Европы. Потому — на корабли и вперед! Мир — европейцам! Планета Земля — это большая Европа! Где-то к 1900 году до этого уже почти дошло. Затем последовала Русско-японская война. Зловещее предзнаменование. Она положила конец единовластию белых. Потом Первая мировая война разрушила то, что еще в 1913 году можно было обозначить как «Мировая держава Европа». Сможем ли мы снова создать ее? Обеспечим ли мы, если уже не прежнее единовластие, но, все же, по крайней мере, преобладание белой расы? Мы, союзники с Японией? Мы и японцы в настоящее время пытаемся осуществить восстание бедных землей народов. Если такие народы хотят отстоять их положение в мире, они нуждаются в пространстве и могут приобрести его сегодня лишь насильственным путем. Но страны с большими пространствами, как Россия или Америка, они уже имеют достаточно места, нуждаются только в людях, и если они хотят власти, то они не должны воевать, они должны только широко расставить свои руки, и пустое пространство откачает излишки населения у других, как сухая губка свежую воду. Так Америка откачала молодежь Ирландии, Шотландии и Англии, потом Скандинавии и нашу, и сделала их всех «янки», англоязычными американцами.