Стать Теодором. От ребенка войны до профессора-визионера - Теодор Шанин
Еще в Польше я осознал внутреннее разделение сионистских организаций и теперь видел его яснее. В порядке уменьшения ресурсов это были в то время: «Трудовой Израиль», контролировавший мощную конфедерацию профсоюзов и бывший ведущей политической силой. В его составе действовали две важнейшие политические партии — Мапай и Мапам. Главной оппозиционной силой, как идейной, так и политической, были ревизионисты под руководством Владимира Жаботинского, отколовшиеся от единой сионистской организации, создав альтернативу ей на более националистических началах. Я уделял тогда особое внимание подпольным и полуподпольным вооруженным организациям и их участию в борьбе против британских властей Палестины. Главной вооруженной силой была Ха-Гана («Самооборона»), поддерживаемая Истадрутом. Ревизионисты создали свое независимое вооруженное подполье под названием Эцель (Национальная военная организация), предводителем которого стал Менахем Бегин. Позже произошел раскол, в котором из Эцеля выделилась третья подпольная вооруженная группа под названием Лехи («Борцы за свободу Израиля»). Их часто называли «группа Штерна» — в честь их руководителя Авраама Штерна, убитого при спорных обстоятельствах англичанами в 1942 году. С 1941 года Ха-Гана имела свои ударные отряды под названием Пальмах, о которых расскажу далее. Подразделением этой организации был Пал-Ям, занимавшийся переброской морем нелегальных иммигрантов в Палестину.
Кибуцное движение сыграло особую роль в развитии еврейских поселений в Палестине с первых дней сионизма. В кибуцах действовала коллективная организация производства, коллективное имущество, как и разные меры коллективного воспитания детей, — все это под демократически избранным руководством. В ранние периоды поселения эта структура была особо эффективна, обеспечивая концентрацию сил для создания и защиты новосозданных поселений. Такие организации могли молниеносно занимать территории, а далее обеспечивать их вооруженную защиту от возможных нападений извне. Здесь помогал действовавший с добританских времен османский закон, согласно которому достроенное до крыши здание не могло быть разрушено властями без трудной процедуры даже в тех случаях, когда оно строилось вне закона. В случае надобности здания с прочно закрепленной крышей появлялись за одну ночь.
Физическая структура кибуца, с его большой коллективной столовой — местом, где проходили еще и политические собрания, то есть помещением, выполняющим как технические, так и образовательные, и культурные функции, — определяла типичные и легко узнаваемые формы этих поселений. В период, описанный мной, практически все кибуцы действовали в рамках более широких конфедераций, объединяющих их на идейных и политических основах. Такие конфедерации, как Кибуц Меухад, Кибуц Арци и Хевер Хаквуцот, улучшали экономическую эффективность и политическое влияние каждого из их подразделений. Многие из политических и военных руководителей еврейского населения страны этого периода были членами кибуцев.
Кибуц Маабарот, в котором я оказался, входил в состав конфедерации Кибуц Арци, созданной молодежным движением Ха-Шомер Ха-Цаир, считавшимся по своим политическим предпочтениям левым. Это выражалось особо радикальными взглядами на педагогику, схемы коллективного образования и подчеркнуто дружелюбными отношениями с палестинскими организациями. Прибывшая вместе со мной группа готовилась присоединиться к уже существующему кибуцу или же создать новый. В ежедневной организации жизни в Кибуц Арци члены нашей группы должны были работать вместе с членами кибуца пять дней в неделю с тем, чтобы один день посвящался интенсивному изучению иврита и еще один — отдыху. Кибуц, получая нашу добавочную рабочую силу, принимал ответственность за все наши материальные и образовательные нужды до времени, когда мы вольемся в него или уйдем создавать новый.
Соответствующая тем дням планировка жизни подходила мне, как и большинству моих товарищей по группе. Было интересно опробовать свою способность работать физически в новом деле и при израильских температурах. День в неделю интенсивного изучения иврита плюс самообучение вечерами облегчали быстрое продвижение в познании языка. Другие обязанности жизни в кибуце — такие, как ночная стража и строительство укреплений, — давали чувство прямого участия в жизни и военных усилиях страны. Коммунальное владение личными вещами мне не мешало, а скорее чувствовалось как позитивное упрощение ежедневной жизни.
Моим постоянным местом работы стала ирригация огородов нашего кибуца. Это значило с утра до вечера переставлять линии труб, подающих воду на поля. Мы работали в глубокой грязи босыми и в шортах, бесконечно передвигая под палящим солнцем тяжелые ирригационные трубы. После передвижки сегментов каждой из труб мы их соединяли, пускали воду и переходили к созданию следующей линии. Процесс казался нескончаемым. В нем бывали моменты зверской усталости — в кибуце эта работа считалась одной из самых тяжелых. Помогал возраст — усталость проходила быстрее. К концу дня я смывал грязь в коллективном холодном душе и бежал в читальный зал библиотеки кибуца, чтобы там взяться за учебники и газеты — главные инструменты моего самообразования.
Во время ежедневной работы мы со старшим товарищем — ветераном нашего кибуца — перебрасывались короткими фразами на иврите. В минуты передышки мой партнер говорил о разных сторонах жизни кибуца, а я прислушивался, иногда переспрашивая значение новых для меня слов и понятий. Его рассказ открывал для меня многие характеристики жизни в кибуце. Разговор его был в основном связан с его отношениями с женой. Она была сильно моложе него и явно пилила его по вопросам возможного ухода из кибуца. Он сам был доволен жизнью в Маабароте, но она скучала: детей у них не было, рутина женского труда ограничивалась коллективной кухней, уборкой и бесконечным мытьем посуды. Мне стало ясно, насколько рутинность женского труда являлась серьезной проблемой в кибуце.
Я чувствовал себя вполне комфортно в новых для меня условиях кибуца, хотя и был в нем одинок. Другие члены моей группы были моложе меня, а члены кибуца — старше. Это в немалой мере отрезало меня от населения кибуца. Мое политическое прошлое — партия моего отца — было другим, чем у моего нового окружения, что усиливало дистанцию между мной и товарищами по кибуцу. Но мой иврит улучшался не по дням, а по часам, я почувствовал, что перестал быть «глухонемым».
Описанный период переноски поливных труб в Маабароте и интенсивного обучения ивриту дважды прерывался: нашей забастовкой и вооруженным противостоянием, связанным с кораблем «Альталена».
В начале нашей жизни в Маабароте нас просили старшие товарищи — руководящие члены кибуца — согласиться на то, что в течение первой пары недель мы отдадим наш «день иврита», чтобы помочь строить укрепления в кибуце. Мы приняли это безропотно как патриотическую обязанность. Когда прошли эти две недели, нас
