Александр Дюма - Путешествие в Египет

Мы продолжали свой путь: Бешара - напевая, я - грезя. Внезапно в ту минуту, когда солнце начало прятаться за склонами Мукаттама и я смог поднять голову, я различил на горизонте черную точку - дерево пустыни, верстовой столб, делящий дорогу из Каира в Суэц пополам. Это была смоковница, одинокая, как островок в море, и тщетно взор пытается найти ей пару.

Кто посадил ее здесь, словно указывая караванам, что пора делать привал? Этого никто не знает. Наши арабы, их отцы и предки, предки их предков всегда видели здесь это дерево, они утверждают, что Мухаммед, решив отдохнуть и не найдя тени, бросил здесь зернышко, наказав ему стать деревом. Эта смоковница скрывает небольшое, неказистое сооружение - гробницу, где покоится прах истинного мусульманина, паши арабы помнят о его святости, но забыли его имя.

Едва наш проводник заметил смоковницу, он пустил дромадера в галоп, и все верблюды так резво бросились за ним, что могли бы посрамить верховых лошадей. Впрочем, этот аллюр оказался более плавным, чем рысь, и был мне больше по душе. Я изо всех сил погонял своего неутомимого хаджина и достиг желанного дерева вторым. Не дожидаясь, пока мой дромадер опустится на колени, я схватился рукой за седельную шишку и рухнул на песок.

Пусть тень смоковницы давала небольшую прохладу, но она была для пас таким наслаждением, попять которое можно, лишь раз его испытав. Чтобы ощутить всю полноту счастья, мы решили выпить немного воды, поскольку паши кожаные фляги опустели во время полуденного привала и языки буквально присохли к гортани. Мне принесли новую флягу, и, взяв ее в руки, я почувствовал, что вода внутри ее такой же температуры, что и воздух; тем не менее я поднес горлышко ко рту и быстро глотнул, увы… Мне пришлось извергнуть все обратно с той же поспешностью: в жизни не ощущал я во рту такого омерзительного вкуса. За один день вода испортилась, стала зловонной и прогорклой. Увидев мою чудовищную гримасу, подбежал Бешара; не говоря ни слова, я передал ему флягу, поскольку был занят тем, что старался выплюнуть до последней капли эту отвратительную жидкость. Бешара, знаток воды, опытный дегустатор, всегда чувствовал близость колодца или цистерны раньше, чем его верблюд, поэтому остальные, не полагаясь на мой испорченный вкус, молча издали его приговора. Сначала он обнюхал флягу, качнул головой сверху вниз, выпятив нижнюю губу, давая попять, что он может высказаться по этому поводу; наконец, сделал глоток и стал перекатывать воду во рту, затем выплюнул ее, подтвердив мою полную правоту. Вода испортилась по трем причинам - из-за жары, из-за тряски и из-за того, что фляги новые. Как только мы узнали о своей участи, нам в десять раз сильнее захотелось пить. Бешара пообещал, что мы сможем утолить жажду на следующий вечер в Суэце. Было от чего сойти с ума!

Но это оказалось еще не все; мы намеревались стать здесь лагерем, но Талеб распорядился иначе. После получасового привала последовал приказ садиться па верблюдов, они тотчас поднялись, едва почувствовали пас в седле, тем самым дав нам понять, что они не столь наивны, как мы, и всерьез этот привал не принимали. Арабы же до сих пор ничего не пили и не ели. Непостижимо! Через два часа пути, за которые, учитывая быструю рысь наших верблюдов, мы, вероятно, проделали около пяти французских лье, Талеб издал звук, напоминающий кудахтанье,- должно быть, условный сигнал дромадерам, поскольку те тотчас же остановились и опустились на колени. Мы спешились, испытывая сильную усталость после долгой дороги и весьма досадуя на отсутствие питьевой воды. Арабы явно разделяли наше плохое настроение: были молчаливы и задумчивы; один Бешара сохранял некоторую веселость.

Тем не менее палатка вскоре была поставлена, лагерь разбит, а ковры разостланы. Несмотря на крайнюю усталость, я разложил на горячем песке намокшую у меня за поясом бумагу для рисования, чтобы ее просушили последние лучи заходящего солнца, и вернулся в палатку, моля бога повторить для нас чудо Агари, хотя мы явно были недостойны этого.

Тем временем Абдулла, засучив рукава, с важностью, присущей всем поварам, готовил нам ужин, состоявший из хлеба и упоминавшегося плова, все это он разбавил и полил водой из наших фляг. Арабы, как умели, помогали ему: строгали своими кинжалами поленья, готовя мелкие щепки па растопку, дули, разжигая огонь, перебирали рис и бросали галеты на раскаленные угли. Мухаммед и Бешара занимались тем, что пытались дезинфицировать воду, они переливали ее из сосуда в сосуд, чтобы она очистилась на воздухе. Тогда я вспомнил: для очистки воды можно использовать красные угли - и предложил свою помощь нашим "химикам"; они вовсе не проявили честолюбия и предоставили мне возможность испробовать новый, неизвестный им метод. На это ушла часть углей из костра Абдуллы. Потом мы отфильтровали воду через полотно, и Бешара, наш титулованный дегустатор, повторил процедуру. На сей раз приговор был обнадеживающим: вода годилась для питья. Эта новость сорвала Мейера с ковра, где он пытался заснуть без ужина, опасаясь, что еда только усилит жажду. В палатке зажгли фонари, Абдулла принес плов в деревянной миске; мы уселись в круг на корточки, как портные, и попытались проглотить несколько ложек плова и попробовать хлеб; увы, мы еще не стали такими гурманами, чтобы оценить кухню Абдуллы, поэтому попросили поскорее унести плов и галеты и дать нам финики и кофе.

В эту минуту к нам подошел Мухаммед, по выражению его лица сразу можно было понять, что он хочет о чем-то нас попросить. Я повернулся к нему, проглотив, не пробуя, полстакана отфильтрованной воды.

- Ну, Мухаммед,- спросил я,- в чем дело?

- Дело в том,- ответил Мухаммед,- что арабы хотят есть.

- А почему у них грустный вид?

- Потому что они голодны,- ответил Мухаммед.

- Бога ради! Если они голодны, пусть едят.

- Они хотели бы, но у них нечего есть.

- Как нечего? Разве они не взяли с собой продукты? Мы же об этом условились.

- Верно. Но они решили, что, поскольку от Каира до Суэца всего два дня пути, они смогут, затянув пояса, обойтись без еды.

- И что, они все-таки без нее не могут обойтись?

- Почему же, могут, но им грустно.

- Полагаю, так и должно быть, если они ничего не ели со вчерашнего дня.

- Нет, они съели по два или по три боба, как и их верблюды.

- Ну что ж! Скажи Абдулле, пусть поскорее приготовит им ужин.

- В этом нет необходимости, если бы вы согласились отдать им оставшийся рис и галеты, этого было бы достаточно.

- Как? То, что осталось от троих, разделить на пятнадцать человек?

- О!-сказал Мухаммед.- Если бы они вовремя пообедали, им хватило бы этого на три трапезы.