Александр Дюма - Путешествие в Египет

После того как были взвешены последние десять тысяч ливров, король вернулся в свой шатер и занялся подготовкой к отъезду. Он уже собирался покинуть шатер, когда мессир Филипп де Монфор, проводивший денежные расчеты с сарацинами, признался, что обманул их на один вес; тогда, несмотря на уговоры своих подданных, с ужасом взиравших на то, как король вновь направился в логово неверных, он передал им десять тысяч ливров.

На следующий день Людовик, свято исполнивший свою клятву и как король, и как христианин, покинул в сопровождении трех галер с пятьюстами рыцарей египетскую землю, куда прибыл с тысячью ста кораблями, с девятью с половиной тысячами рыцарей и с тридцатью тысячами пехотинцев.

Восемнадцать лет спустя арабский поэт Исмаил, узнав, что Людовик готовит второй крестовый поход в Африку, уже в Тунис, сложил такие строки:

Эй, франки, забыли вы, что ли, играя судьбою: приходится крепость Тунис Каиру сестрою.

Вас там ожидает не дом Фахр ад-Дина, сына Лукмана, а смертная мгла под могильной плитою; не Сахиб-кастрат, а ангелы смерти Мункир и Накир, что спросят: "Кто бог, кто пророк твой?" - и уведут за собою32.

Людовик отправился в Тунис, и 25 августа 1270 года предсказание поэта сбылось.

Дом Фахр ад-Дина бен Лукмана, служивший темницей Людовику, стоит и по сей день под сенью вековых пальм, величественно возвышаясь на левом берегу Нила; три огромных окна, где вместо стекол причудливо переплетаются деревянные решетки, расположены над полукруглой дверью, наличник которой украшен узором из красных и белых камней; к левой части дома примыкает небольшая низкая пристройка, в ней проделано лишь одно маленькое отверстие; это скромная часовенка, где молился святой король; эмир, вняв благочестивым терзаниям своего узника, велел построить ее, дабы Людовик мог произносить своп молитвы там, куда было запрещено входить мусульманам.

Мы ненадолго задержались перед этой святыней, затем наши гребцы беззаботно затянули вчерашние песни, и джерма полетела по волнам, влекомая веслами и течением. Мы продолжали двигаться даже ночью; проснувшись, мы заметили, что русло реки стало намного шире, а сквозь завесу окаймлявшей Нил листвы проглядывают белые стены Дамьетты. Этот город расположен па два лье выше, чем стояла древняя Дамьетта, и своим обликом напоминает итальянские города: дома большие и красивые, а у тех, что выходят прямо па набережную, террасы увиты зеленой, ласкающей взор виноградной лозой.

Как только мы вышли от французского вице-консула, нас окружили Талеб, Бешара и все паши верные арабы. Они пришли за распоряжениями относительно путешествия в Иерусалим: как мы решили добираться туда - по каналу Эль-Ариш или через пустыню? Но недавнее путешествие по воде так пленило нас, что мы предпочли этот способ передвижения; господин "Пинан и вице-консул полностью разделяли наше мнение. Итак, было решено: до Яффы мы добираемся морем.

Мы расстались с арабами как со старыми друзьями и не без грусти взглянули в последний раз па дромадеров, которые, неподвижно стоя па коленях и обратив на нас свои большие, как у газелей, глаза, казалось, осуждали пас за упреки в их адрес. Однако они тут же доказали, что вовсе не забыли своих развлечений; поднявшись в два приема, они унесли своих всадников, двигаясь легкой рысцой, способной выбить из седла даже кирасира.

Приготовления к нашему короткому путешествию вскоре были завершены; нанятой двадцатифутовой джермой управляли три турка - степенные личности, занятые главным образом курением длинных чубуков с превосходным латакским табаком.

Чтобы пересечь Богаз (устье Нила), используя утренний бриз, мы вышли из Дамьетты в шесть часов. Когда джерму уже отталкивали от берега, к барону Тейлору подошел какой-то турок и попросил взять его в Яффу. Радость его была безгранична, когда мы согласились. Он поднялся па лодку и тотчас же принялся набивать чубук табаком наших матросов; скоро в воздух поднялся такой столб дыма, что наблюдавшие за нами с берега, не видя рулевых, вполне могли предположить - перед ними какой-то новый корабль.

Берега Нила покрыты рисовыми полями, которые радуют взор своей зеленью; по мере приближения к устью деревья встречаются все реже, но очертания берегов не меняются, только становятся более пологими. Кое-где ширина реки достигает трех четвертей лье, потом сужается, не превышая одной четверти, ну а в устье, если судить на глаз, составляет полтора лье.

Течение здесь быстрое, дно усеяно камнями, и, выступая из воды, они представляют самую большую опасность для судов. Хозяин джермы, беззаботно растянувшись на носу, отдавал приказы двум матросам; дважды он бросал нас против волн, но следует отдать ему должное: опасность, которой мы подвергались, никоим образом его не волновала. В девять часов мы уже были в море, скользя по его безмятежной глади, подгоняемые легким ветерком, дующим с берега.

То был прощальный привет империи фараонов, последний вздох загадочного Египта; вскоре осталась видна лишь извилистая, как морская змея, полоска земли, вечером растаявшая в пурпурно-золотистом небе. Мы неотрывно смотрели на эту сверкающую ленту до тех пор, пока не опустилась ночная мгла. И хотя уже ничего нельзя было рассмотреть, мы не смыкали глаз, взволнованные ожиданием: при свете дня нам предстояло увидеть святую землю.