Мой дядя Адриано - Бруно Перини
Концерты Адриано, организованные Энрико Ровелли, прошли по всей Европе. Группа передвигается на машине – Адриано не любит самолеты и с недоверием смотрит на поезда. Поход начался во Франкфурте и закончился в Ассаго (Милан). Я помню один из концертов в немецкой Констанце. Дядя пригласил меня приехать, и я с радостью согласился. Дух «Клана» вернулся, пусть и на один сезон. После такого долгого «телевизионного» периода даже семья настаивала, чтобы дядя снова вышел на сцену. Но для нас Адриано всегда оставался тем же человеком, что и в начале 60-х. Я несколько раз говорил дяде, что готов смириться даже с его образом настырного проповедника, хоть и не всегда одобряю его позицию, но моя мать, его сестра Роза и друзья больше любят его амплуа певца. Однако Адриано, хоть и называет себя «сценическим животным», не любит толпу, она его пугает, это видно по его взгляду во время концертов. Он двигается легко и непринужденно, но в то же время тревожно следит за движениями толпы. А после концерта сразу же исчезает, боится попасть ей в руки.
Тур прошел по пятнадцати городам Германии, Австрии, Швейцарии, Бельгии, Франции и двенадцати городам Италии. Адриано исполнил около двадцати песен, аккомпанировали ему двадцать музыкантов. Готовясь к покорению Европы, дядя вел переговоры с RAI насчет новой передачи, которая должна была выйти после турне. Идея абсолютно безумная, даже утопическая. Настолько безумная, что проект так и не увидел свет. По словам Адриано, это должны были быть «корсарские рейды»: дядя мог подключиться к любой передаче на RAI, прервать прямой эфир, чтобы высказать свое мнение или просто помолчать. Он даже оборудовал на своей вилле в Гальбьяте телестудию, откуда собирался транслировать свое «пиратское телевидение».
«Это будут прямые включения, прерывающие передачу на несколько секунд или на двадцать минут, в любое время суток, – сказал Адриано в интервью новостному агентству Ansa. – Руководство RAI восприняло идею с оптимизмом, хотя некоторые ведущие могут быть против; однако я хочу воплотить в жизнь мечты зрителей, которым иногда хочется вмешаться в трансляцию и высказать свое мнение. Людям скучно, они жаждут правды».
Когда он рассказал мне о пиратском телевидении и оптимизме руководства RAI, я только поморщился:
– Отличная идея, я тоже читал об оптимизме руководства RAI, но, на мой взгляд, они никогда не позволят тебе запустить такую передачу.
– Ты так думаешь?
– Я думаю, это очень сложно.
Мне казалось невозможным, чтобы после «Фантастико» ему позволили использовать телевизионный эфир на свое усмотрение. Этот проект и впрямь так и не увидел свет. Самое любопытное, что в 2009 году о нем все еще поговаривали. Много оптимизма, много комплиментов, много обещаний, и на этом все.
«Будет лучше, если пират останется в гавани», – перешептывались директора RAI, обсуждая возможное возвращение Адриано на телевидение.
В 1994 году произошло еще кое-что. Можно сказать, что это был поворотный момент в итальянской политике – Сильвио Берлускони, впервые после победы на выборах своей новорожденной партии «Вперед, Италия!», выступает в палаццо Киджи[145] в качестве премьер-министра. Почву для наступления эпохи Берлускони подготовили несколько прецедентов. В ноябре 1993 года, по случаю муниципальных выборов в Риме, Берлускони присутствовал на открытии своего гипермаркета Euromercato di Casalecchio di Reno[146] и заявил, что надеется на победу Джанфранко Фини, тогдашнего секретаря Итальянского социалистического движения – партии правых националистов, чьим противником на выборах был Франческо Рутелли[147]. Эта сенсационная и в некотором роде пророческая новость имела целый ряд последствий. До этого никто не осмеливался даже упоминать – тем более по телевизору – о самом существовании неофашистов из ИСД, считавшихся пережитком фашистской эпохи. Зимой 1993 года, когда рассеялся политический вакуум, наступивший следом за скандалом Тангентополи, Берлускони решил выйти на передовую итальянской политики. В июле 1994 года Совет по выборам (при отсутствии трети депутатов) большинством голосов отклонил три апелляции о нелегитимности избрания Берлускони. В октябре 1996 года этот же вопрос будет обсуждаться в Избирательном совете, который большинством голосов примет решение о прекращении рассмотрения жалоб в связи с «явной необоснованностью». Но именно в 1994 году были заложены основы противостояния Берлускони и итальянской судебной системы – когда премьер-министр координировал работу Всемирной конференции ООН по организованной преступности в Неаполе, он получил уведомление из прокуратуры Милана, что в отношении него ведется расследование по обвинению в сговоре с целью получения взятки.
Это было началом политической войны, которая продолжается до сих пор. Дядя разочарованно наблюдал за происходящим в итальянской политике. На пресс-конференции по случаю грядущего европейского турне он хотел абстрагироваться от всего этого и на вопрос, будет ли он за что-нибудь агитировать со сцены, ответил в своем духе: «Нет, я хочу просто повеселиться, поиграть, посмотреть, что из этого получится. Как я представлял себе мир все эти годы? Газеты, и СМИ в целом, рассказывают о каком-то схематичном мире, без всяких деталей. Но потом, оказавшись лицом к лицу с другими людьми, ты понимаешь – это не так, существует много нюансов. Люди гораздо менее схематичны, чем может показаться. И они хотят быть вместе: сейчас они разобщены, поэтому так сильно хотят снова стать ближе друг к другу. Нельзя отказываться от мысли, что мир можно изменить. Один из способов – выключать телевизор хотя бы на пару дней в неделю. Изобретайте, создавайте новые пространства, где люди могут встретиться и поговорить, даже о пустяках».
Короче говоря, никакой политики, никакой агитации или громких заявлений. Но когда речь заходит об ордере, выданном Берлускони, Адриано не может не встать на его сторону: «Я никогда не был моралистом, на меня навесили этот ярлык. Я говорю и пою только о своих впечатлениях, я не хочу никого ничему учить. Но ордер, выданный Берлускони именно сейчас, это жест политический. Суду следовало бы подождать другого момента, потому
