Иоанна Ольчак-Роникер - В саду памяти

Этот же день — как радостный и лучезарный, полный, при всем трагическом исходе, надежд, описала моя бабушка в рассказе «Стахо»: «Люди молниеносно побросали свои занятия, оставили повседневные дела и толпами кинулись на улицу… Но это были, пожалуй, уже не те люди, что еще вчера протискивались бочком как чужие, безучастные, часто равнодушные, а то и враги. Сегодня рядом с ними чужих не было, не было ни слуг, ни хозяев, и различий никаких тоже не было. Для всех — равные права, значит, и обязанности — равные. И люди обращались друг к другу как братья, товарищи, понимали друг друга с полуслова и со всем соглашались, ибо, может, всего лишь раз им и было позволено дышать полной грудью. Главный герой — Стах, то есть десятилетний Гучо Быховский, засыпая, видел во сне, что теперь так будет всегда; люди отныне станут друг другу братья и товарищи; и уже никто никогда никого не обидит… И шептал во сне: „Да здравствует свобода!“»

Десять из Павяка

В декабре 1905 года после нескольких недель пребывания на свободе Макс Горвиц снова арестован. Взяли его в редакции «Курьер Цодзенный» — газеты, которая в течение месяцев революционного мятежа была органом ПСП, и посадили в следственный изолятор на Павяке. В апреле 1906 года ему удалось, буквально не выходя из камеры, организовать одну из самых заметных политических акций — знаменитый побег «Десяти из Павяка». С таким названием в межвоенное двадцатилетие был снят фильм, и тогда же появились многочисленные публикации об этой истории. Главным героем выступает тут Ян Гожеховский — «Юр», будущий муж Зофьи Налковской, один из активнейших членов Боевого отряда ПСП. Естественно, в этом событии он был всего лишь исполнителем, но его роль требовала мужества, от которого в жилах стынет кровь. Однако сама идея дерзкого побега родилась в голове «Вита» — то есть Горвица. Детали предприятия были продуманы им с сокамерником и партийным товарищем Павлом Левинсоном[56], а координатором действий стал находившийся на свободе Феликс Кон. Все трое — представители левого крыла ПСП. И все евреи. Будущие коммунисты.

Несмотря на растущий раскол в ПСП, левые еще продолжали действовать совместно с правыми. Через четырнадцать лет, в 1920 году, Кон с помощью большевистских штыков пытался превратить возрожденную Польшу в советскую республику. Макс как опасный политический преступник сидел в тюрьме. А Гожеховский был главным комендантом Городской милиции в Варшаве.

Не углубляясь в рассуждения на политические темы, не приписывая никому заслуг, как и не отнимая их, я бы хотела изложить эту историю в той ее версии, как она была запечатлена в автобиографии Феликса Кона, а также в повести о Максе его племянника историка Яна Канцевича. Математически точный расчет, детально расписанная акция, число и точность конкретных подробностей составляют детективный киносюжет, в котором — как может показаться — нет и тени правдоподобия.

Макс уже два месяца сидел на Павяке, когда разнеслась весть, что в тюрьму привезли десять человек, которые были схвачены полицией за то, что стреляли в нападавших на толпу казаков: по поручению партии они защищали социалистическую демонстрацию. В Варшаве тогда действовало особое положение, и после короткого разбирательства их приговорили к смерти. Приговор подтверждался генерал-губернатором, после чего их перевезут в Цитадель для приведения приговора в исполнение. Положение выглядело безнадежным. Но именно безнадежные ситуации всегда заставляли Макса мобилизовать силы. Вместе с Левинсоном он продумал план отбить смертников. Естественно, с помощью извне.

Каким-то таинственным образом он расположил к себе начальника тюрьмы, который дал понять, что ему эта работа невыносимо надоела и он предпочел бы удрать за границу, будь у него надлежащие деньги. После небольшой торговли выяснилось, что за десять тысяч рублей он согласится на сотрудничество. Связующим звеном между Максом и товарищами из варшавской организации ПСП стала его сестра Камилка, которая регулярно навещала его вместе с матерью. Юлия терпеливо сносила бесчисленные экстравагантные выходки младшей дочки, давно примирилась с ее политической активностью, не причитала, когда ту арестовывали, без уговоров вносила за нее выкуп, благодаря чему ее выпускали, но продолжала считать недопустимым, чтобы молодая женщина, одна, без провожатых, расхаживала по тюремным коридорам под бесцеремонные взгляды стражи, а потому на все свидания неукоснительно сопутствовала ей сама. Тогда-то и передал Макс Камилке просьбу: пусть как можно скорее к нему придет товарищ «Болеслав» — Феликс Кон.

Кон даже скрывать своего удивления не стал, когда в Центральный революционный комитет, где он нес дежурство, к нему с этим поручением пришла сестра «Вита». Ушам своим не поверил. <…> Вит — испытанный партиец, бежал из Сибири, член Центрального Комитета <…>, звал меня, бывшего каторжанина, живущего на нелегальном положении, за которым гоняется полиция, к себе «на свидание» в тюрьму!.. В первый момент мне даже показалось это просто неслыханным. Но ведь вызывал Вит, серьезный деятель, который взвешивал каждое слово, раскладывая по полочкам любое решение.

— А он вам не сказал, зачем?

Сестра Вита, очень на него похожая, тихо ответила:

— Нет. Но чтоб пришли к нему как родственник, вместе с нашей матерью.

С тяжелым сердцем отправился Кон «на свидание», выдавая себя за родственника Макса, и при этом не врал, будучи дядей жены. Сопровождала его моя мужественная прабабушка, которая на Павяке после стольких здесь встреч с вечно сидевшими своими детками, чувствовала себя почти как дома. В комнате свиданий через решетку сын изложил свой замысел.

— Надо прислать управляющему тюрьмой постановление, подписанное оберполицмейстером Мейером, что в такой-то час в тюрьму явится за приговоренными к смерти заключенными ротмистр жандармерии с эскортом и что к этому времени надлежит приготовить тюремную карету и арестантов. Нетрудно будет также подобрать людей для выполнения этого плана: смелых, решительных и что самое главное — сообразительных.

Кон отнесся к замыслу как к опасной авантюре. Во время особого положения в городе полиция была более чем начеку, на каждом перекрестке были расставлены постовые солдаты, по улицам день и ночь гарцевали, патрулируя, казаки.

— Можно и нужно это осуществить, — настаивал Вит. — Несколько портных подгонят мундиры, жестянщик — бляхи на шапки, военные натренируют «полицейских» и «жандармов»… Уверен, что получится.