Магия тишины. Путешествие Каспара Давида Фридриха сквозь время - Флориан Иллиес
А норвежец Даль начинает превращать облака в искусство на противоположном, южном краю Европы в 1819 году; скандинав пишет южные облака, фантастические, наполненные духотой, густо-серые или снежно-белые, они проплывают над Неаполитанским заливом и спорят с облаками пепла над Везувием. Здесь поколением раньше Гёте во время своего «Итальянского путешествия» осознал, как меняется природа в тот момент, когда ты смотришь из окна и превращаешь ее в картину, именно здесь Даль увековечивает первые примеры превращения облаков в произведения искусства.
Вернувшись из Италии в Дрезден, этот самый Даль идет в гости к Каспару Давиду Фридриху – и Фридрих ошеломлен увиденными этюдами с облаками. Он сам так не делает, ему такое не нравится, на природе он только делает рисунки карандашом, а еще записывает, какого цвета небо и где расположены тени. Иногда он даже нумерует нарисованные облака. А потом он воссоздает небо в своей сумрачной мастерской – уже кистью. Но писать сразу красками, на природе? Даль уговаривает и уговаривает, и вот в 1824 году Фридрих решается. Он смотрит на небо и пишет его, сохранилось три таких этюда. На них чудесный свет, золотой закат, никогда ночное свечение воздуха над горизонтом не получалось у него таким нежным и неземным, как на этих этюдах. Тонкие слои отдельно покрыты лаком, краски светятся всеми оттенками от золотисто-желтого до розового, фиолетового и синего. «Вечер, октябрь 1824», нацарапал Фридрих обратным концом кисти по свежей краске одного из этюдов. Человек, не подписавший ни одной своей картины, фиксирует тут вместо подписи момент создания. Светлое небо, наполненное теплым воздухом. Облаков почти нет, только какие-то намеки, пусть Даль рисует облака, а Фридриху нужно время, ему нужно медленно вчувствоваться, дать облакам вырасти, настояться, как это происходит перед его внутренним взором. Похоже, что Фридрих слишком легко дал себя уговорить на эту затею, что он сам испугался того, как хорошо у него, специалиста по небу, получается схватывать небесные моменты. Да, он написал всего лишь «Вечер», но в сумерках этого вечера он показывает сумерки всего мира. Наверное, это напугало самого Фридриха. Его сознание будто заново переживает шок Просвещения. У него такое чувство, что он грешит, спонтанно рисуя облака, грешит в отношении серьезных замыслов того, кто создал небо и землю. Он знает, что в Италии такими этюдами с натуры занимаются в основном французы, а это делает их еще более подозрительными в его глазах. Они слишком католические. Но Фридрих не знает, где ему, протестанту, исповедоваться, когда он пишет святое небо так быстро, как будто это дерево, его пугает, что можно так просто добиться эффекта, что можно за несколько минут написать воздух определенного момента.
Именно это и коробит его. Сила картины, созданной при помощи не внутреннего, а одного только внешнего взгляда. Поэтому Фридриха постоянно мучает вопрос: а можно ли вообще делать то, что делает Даль? Не попадаешь ли ты таким образом в лапы к дьяволу? Но крепкий парень из Норвегии не понимает такого вопроса. Он просто рисует то, что видит, причем с неслыханной скоростью. В чем тут может быть проблема? Он смеется над скептиками вокруг. А набожные аскеты из Дрездена зажмуриваются от таких картин. Он что же, сделал облака главными персонажами на небе, и при этом забыл, что там есть и кое-кто поглавнее, то есть Бог? Да, такое внимание к облакам является провокацией, не будем забывать об этом. Есть кое-что «повыше облаков», постарался недавно донести до молодых любителей этюдов фон Шадов[103], директор Дюссельдорфской академии. А когда жена художника Каруса вместе с мужем приходит в мастерскую к Далю и видит эти бесконечные портреты облаков, она восхищена их техническим совершенством, но и обеспокоена. По пути домой она обнимает мужа, серьезно смотрит на него и спрашивает: «А этот Даль, он в Бога-то верит?»
* * *
В живописи Каспар Давид Фридрих был значительной фигурой, но настоящим революционером он стал в разведении канареек. Задолго до того, как маленькие желтые птички распространились в Германии, Фридрих подробно изучил все подробности их содержания, чистки клеток и окружил себя этими певчими птицами. Откуда же он их взял? Откуда он знает всё о них? Загадка. Книги о канарейках стали выходить через два поколения после его смерти. «Катехизис разведения канареек» издан в 1901 году, «Канарейка – член немецкой семьи» в 1908-м. Но канарейка уже в 1820 году – член семьи Каспара Давида Фридриха, и он пишет о ней в письмах к брату так запросто, будто речь идет о кошке.
Например, он беспокоится о том, как следует обрабатывать жердочки в клетках, чтобы на них заползали блохи и их можно было потом убрать. Второго октября 1825 года он пишет брату в Грайфсвальд: «Дорогой Адольф, знаешь, как чистить канареек от насекомых? Надо брать не обычные жердочки, а тростник, как растет в Грайфсвальде, и в каждой палочке проделать три дырочки, примерно такого размера – О. Блохи заползают в эти дырочки, раз в восемь дней их нужно вытряхивать и на всякий случай проливать трубочки кипятком». Даже в уходе за канарейками у Фридриха проявляется чистоплотная Дева. А годом ранее он писал: «После того как я принес своему кенарю другую самку, у меня на изгороди выросли еще восемь птенцов, причем вот что удивительно: все восемь самцы?» Очень странно. Понятно, что художник-молодожен решил дать жену и своему кенарю. Но почему, ради Бога, на живой изгороди перед домом у него живут восемь канареек-самцов? Или его пара высидела восемь птенцов, одних мальчиков, и те летают днем поиграть на изгородь? Это тоже было бы странно, и не только потому, что канарейки обычно откладывают четыре-шесть яиц. А самое главное: где клетки с канарейками стоят в квартире Фридриха и что же так восхищает нашего германца, любителя северных морей, немецкой флоры и фауны, в этих маленьких южных птичках?
Вообще-то канарейки становятся популярными в Германии только в конце XIX века, их завезли тирольские шахтеры, благодаря им канарейки добрались даже до Гарца. И у этого была важная причина. Канарейки умеют не только красиво петь, они обладают способностью получать кислород не только во время вдоха, но и во время выдоха. Поэтому они очень чувствительны к ядовитым газам, и
