Голиб Саидов - Записки питерского бухарца

Как известно, всё познаётся в сравнении. Так вот, с приходом новых директоров, кураторов, заведующих производством, шефов и их многочисленных заместителей, бывшее начальство, на которое мы в своё время вполне справедливо роптали, показалось нам ангельским сообществом херувимов. И если раньше, на каждого работающего повара приходилось по надсмотрщику, то со сменой власти количество дармоедов увеличилось вдвое. Но и это ещё – полбеды. Настоящая беда оказалась в несостоятельности и некомпетентности людей, назначенных на столь ответственные посты. Зато, амбиций – выше крыши.

Однако, ближе к делу…

Новая заведующая производством, напоминающая своими манерами известную Салтычиху, едва вступив в должность, легко расправилась со своими прежними коллегами по статусу, заставив последних уволиться чуть ли не на следующий день. Причём, все формальности, умудрились оформить за день. Повара в шоке. Несчастные гастарбайтеры, которых и так было не слышно, забились по своим углам, с удвоенной энергией отдавшись работе. Тем не менее, в один из дней, очередь доходит и до них.

Немолодая Диля, приехавшая на заработки из Таджикистана, работает в кондитерском цеху. По-русски, едва понимает, изъясняется же, и того хуже. Зато отменно печёт пирожки, ватрушки и прочую сдобу. Внезапно возникшая в проёме огромная фигура заведующей, застаёт Дилю врасплох, отчего та перестаёт вымешивать тесто, с испугом уставившись на начальство. Последняя, просканировав помещение на предмет нарушений и не найдя явного повода – к чему бы такому придраться – останавливает свой взор на руках женщины. И назидательно поучает:

– Для замеса теста, существуют перчатки: никогда не следует замешивать рукой! Это ты должна запомнить как «Отче наш»! Ясно?!

Несчастная землячка, поспешно кивает головой, выпучив от страха глаза и подставляя руки под кран.

Наконец, едва только заведующая переключается на очередную жертву, Диля подбегает ко мне и осторожно осведомляется:

– Очи кия, ин гуфт?! («Чью мать /она имела в виду/?!»)1

«Господи! – взвываю я к Всевышнему, закатывая глаза к потолку – Дай мне терпения и силы, вынести то, с чем поневоле приходится сталкиваться в наше удивительное время!»

День милиции

Умед работал на вещевом рынке: таскал огромные тюки и баулы с нехитрым товаром.

Сегодня повезло: в восемь вечера он уже был свободен. Хозяин-азербайджанец отслюнявил ежедневную таксу – три сотенные бумажки, которые счастливый мальчишка, аккуратно сложив пополам, засунул себе в носки, под пятку.

Проходя мимо гастронома, Умед с трудом удержал себя от покупки аппетитной жирной баранины, разложенной дразнящим веером за стеклянной витриной.

«Ничего, ничего… – успокаивал он сам себя, с трудом отводя взгляд от манящего прилавка, – плов пока может и подождать. Вот, поднакоплю ещё немного и к концу недели можно будет устроить небольшой праздник живота.»

– Эй, куда спешим?! – прервал гастрономические размышления окрик сзади.

Парень мгновенно притормозил и резко повернулся: в трёх-четырёх метрах от него стоял милиционер. Тяжело вздохнув, несчастная жертва обречённо уставилась на своего извечного преследователя. Но, уже в следующую секунду, Умед заставил себя внутренне собраться.

– Что такое? – состроил он недоумённое выражение. – У меня все документы в порядке, товарищ сержант.

И, поспешно сунув руку во внутренний карман куртки, гость извлёк целлофановый свёрток с многочисленными бумажками, среди которых особо выделялся зелёный паспорт гражданина Узбекистана.

– А мне твои документы ни к чему! – грубо оборвал его мент, тем не менее (на всякий случай), быстро пробежавшись профессиональным взглядом по бумажкам. Убедившись, что придраться и в самом деле не к чему, страж порядка безо всяких предварительных намёков, откровенно и нагло потребовал развязным тоном:

– Деньги давай!

– У меня нет денег… – начал было оправдываться парень, но сержант его нетерпеливо перебил:

– Слушай сюда, ты! – и, резко наклонившись к самому лицу, выдохнул: – А ну, быстро: какое сегодня число?!

– Десятое ноября… – пролепетал бедный мальчишка. Только сейчас он заметил, что мент был изрядно навеселе.

– Правильно… – расплылся в широкой улыбке сотрудник внутренних органов и внушительно пояснил: – День Милиции! Ясно?!

Парень обречённо кивнув, грустно уставился себе под ноги. Еле держась на ногах, гарант порядка с упрёком посмотрел на несознательную жертву, а затем продолжил своё нравоучение:

– И ты меня… в такой день… хочешь расстроить?! – он укоризненно покачал своей фуражкой, едва удерживая равновесие. – Не стыдно?

– Но у меня действительно нет денег – вновь попытался соврать Умед.

– Э-эх! – махнул с досады рукой правоблюститель и, повернувшись в сторону отделения милиции, расстроено произнёс: – Пошли! Не понимаешь по-хорошему… как знаешь…

От былого приподнятого настроения не осталось и следа. Умед покорно поплёлся за своим палачом на плаху, лихорадочно прикидывая – как он себя должен будет вести, что следует говорить и чего – категорически нельзя. По пути, он предусмотрительно отключил свой мобильник.

В отделении милиции, в «обезьяннике», скопилось уже внушительное количество таких же «правонарушителей». Парень коротко кивнул головой несчастным соплеменникам и стал покорно ждать своей участи.

В кабинете, куда его вызвали через пару часов, кроме знакомого ему сержанта, находился ещё один грузный лейтенант внушительной комплекции. Умед, по привычке, слегка потёр себе бока. Однако, на сей раз, обошлось без рукоприкладства. То ли «народу» было слишком много, то ли – и в самом деле – сказывался праздничный день…

Его тщательно обыскали, заставив раздеться. Сначала детально была изучена куртка: проверили все карманы, ощупали рукава и прокладку. Затем, тщательно обыскали и брюки, не забыв хорошенько обследовав ремень: обычно туда безмозглые гастарбайтеры пытаются спрятать свои деньги.

Наконец, парень остался перед пьяными сотрудниками милиции в одних трусах, носках и ботинках.

– Снимай! – устало бросил лейтенант, поглядывая на часы. Время шло к полуночи.

– Что – трусы? – не понял Умед.

– Трусы тебя заставят снять в другом месте! – не выдержав, расхохоталась туша. – Обувь снимай!

– Если б, ты только мог себе представить – как я обос#ался в тот момент – признался мне на следующий день Умед, рассказывая свои злоключения. – «Ну, всё! – подумал я, снимая ботинки, – если они сейчас заставят меня снять и носки, то… это будет конец!»