В борьбе с большевизмом - Павел Рафаилович Бермондт-Авалов
Таким образом, все постепенно налаживалось и развертывалось в крупное дело, и мы были уверены, что в ближайшее время будут достигнуты значительные успехи; однако в действительности все это было далеко не так и нам предстояло еще впереди немало преодолеть препятствий и притом с такой стороны, откуда мы меньше всего их ждали. Началось все это с того, что князь Кропоткин заболел воспалением легких и надолго вышел из круга своей деятельности. Его очень заботила отправка на пополнение отряда ротмистра князя Ливена 350 добровольцев, которых он все-таки успел навербовать в лагерях, на условиях, объявленных в воззвании князя Ливена.
Этим положением не преминул воспользоваться сенатор Бельгард, который так ловко сумел обойти больного князя, что тот передал ему все свои полномочия и имеющиеся в его распоряжении деньги от князя Ливена.
Эта передача полномочий в то время была принята нами, как естественный ход событий, но потом я первый заметил, что сенатор Бельгард преследует в данном случае свои личные честолюбивые планы и что мы все для него являемся только средством для достижения их. Он, так сказать, бесцеремонно решил принять на себя диктаторские полномочия и совершенно забыл, что все дело организовано нами. Однако, повторяю, тогда я не подозревал сенатора в двуличности и верил ему, как старому русскому человеку, опыт которого должен был помочь нам при разрешении сложных политических вопросов, связанных с формированием отрядов.
Я всецело отдался работе по формированию моего отряда, который, благодаря записям в него целых партии добровольцев из других лагерей военнопленных, быстро увеличивался в размере и достигал уже 3000 человек. В этот момент я особенно чувствовал необходимость иметь отдельный лагерь, где бы я мог собрать всех записавшихся в отряд и произвести там организационную работу.
К счастью, мне повезло, и мои старания увенчались успехом, мне обещали передать в полное распоряжение лагерь близ Нейштадта.
30 апреля я телеграфировал моему заместителю полковнику Чайковскому: «Сделайте приготовления к отъезду. Лагерь получил с удобствами. Ждите известий».
Однако обстановка внезапно изменилась, а вместе с ней изменились и некоторые мои предположения.
В начале мая уехал в Париж генерал Монкевиц[16] и приехал из Митавы в Берлин ротмистр князь Ливен, который, не дождавшись пополнений и узнав о болезни князя Кропоткина, решил выяснить на месте сложившиеся обстоятельства и наладить лично отправку добровольцев в свой отряд. Перед своим отъездом князь Ливен заручился согласием на это генерала Юденича, признавшего его отряд, а также согласием всех местных властей в Курляндии, то есть англичан, германцев и латышей.
Приезд князя Ливена был для нас неожиданным, и потому, прежде чем мы об этом узнали, он уже виделся с генералом Потоцким и сенатором Бельгардом, которые оба, правда по разным соображениям, восстановили его против меня и ротмистра фон Розенберга.
Действия генерала Потоцкого в данном случае были для меня понятны: он был против нашей работы, отказывался от принятия в ней участия и надеялся, как было указано выше, на помощь «союзников», которые обещали ему свое содействие при формировании 200-тысячной армии под его командованием. Теперь ему уже было ясно, что «союзники» надули, и он был бы не прочь стать во главе наших формирований, но помехой были мы, перед которыми ему не хотелось сознаваться в своих ошибках, а потому он решил нас устранить. Вот причина его интриги.
Интрига сенатора Бельгарда была для нас сперва не понятна, и мы не хотели верить в нее, однако на деле оказалась горькой правдой и объяснялась очень просто: он все хотел забрать в свои руки и для этого ему надо было расчистить себе путь.
Князь Ливен, обладавший свойством подчиняться мнению даже тех людей, которых он сам невысоко расценивал, в данном случае временно подпал под влияние сенатора, тем более что последний все сделанное в Берлине выставил как свое творение.
Меня князь Ливен совершенно не знал, с ротмистром фон Розенбергом служил в одной дивизии и затем встречался с ним в Риге и Либаве, где его против ротмистра восстановлял полковник Родзянко.
Таким образом, интрига попала на добрую почву и возымела вначале успех.
Одновременно с этим сенатор Бельгард, чтобы окончательно закрепить за собой полномочия, переданные ему на время болезни князем Кропоткиным, очернил последнего в глазах князя Ливена и добился своего – он был назначен уполномоченным отряда ротмистра князя Ливена в Берлине.
Таким образом был обработан князь Ливен к тому моменту, когда фон Розенберг, узнав о его приезде, пришел к сенатору и заявил ему, что хотел бы пойти для взаимной ориентировки к Ливену.
Подобное свидание совершенно не устраивало сенатора, и он попробовал воспрепятствовать ему, сказав ротмистру, в тоне дружеского совета, что князь Ливен восстановлен против него полковником Родзянко и потому он не рекомендует ему с ним видеться, однако тут же добавил, что все это пустяки и он, сенатор Бельгард, охотно возьмет на себя обязанность рассеять все эти недостойные интриги.
Ротмистр поблагодарил за предложение, но от защитников отказался, сказав, что немедленно пойдет к князю Ливену и лично переговорит с ним обо всем.
Результатом этого свидания было заверение князя Ливена, что ему вполне ясно, что все передаваемое являлось сплошной ложью и гнусной клеветой и что он только теперь видит, какая колоссальная работа была выполнена нами в Берлине. Он согласился с ротмистром относительно всех его планов и предложил ему составить проект военного отдела формирования, начальником которого должен был быть, по его мнению, он, ротмистр фон Розенберг.
В разговоре князь Ливен коснулся также и меня и, получив от ротмистра соответствующие пояснения о моей деятельности, закончил свои расспросы.
Через несколько дней князь Ливен устроил у себя совещание, на которое, кроме всех сотрудников русской миссии Красного Креста во главе с генералом Потоцким были приглашены еще сенатор Бельгард, бар. Крюденер-Струве, ротмистр фон Розенберг и Гершельман, полковники Соболевский[17], Вырголич и я.
На этом совещании князь Ливен своими рассказами о последних боях с большевиками и о тяжелом положении жителей Риги создал у всех присутствующих такое настроение, которое выразилось в сознании, что теперь не время рассуждать об ориентациях и необходимо пользоваться всеми средствами, чтобы как можно скорее помочь возрождающейся России стряхнуть ее инородческое иго. В результате генерал Потоцкий, как временно исполнявший должность начальника русской миссии, заявил, что он берет на себя все переговоры о формировании с Антантой, а сенатор Бельгард, как уполномоченный князя
