Игорь Юркин - Демидовы: Столетие побед

15 февраля 1723 года Геннин послал в Петербург два пакета. В одном находился рапорт Кабинету, содержавший в приложении копии документов, в которых сотрудники Татищева обличали происки Демидова (в том числе и доношение Блиера, фрагменты которого мы цитировали). Во второй были вложены выписки из дела и послание государю, в котором коротко, в нескольких пунктах, Геннин излагал свое мнение по поводу того, что произошло между Демидовым и Татищевым. По Геннину получалось, что Демидов, «мужик упрям», недовольный попыткой взять его под контроль, обвинил Татищева фактически безосновательно. Ничего, что могло бы бросить хоть малейшую тень на Татищева, Геннин не нашел. Убедившись в профессиональных качествах Татищева, он лелеял надежду привлечь его, оклеветанного и отстраненного, хотя бы к текущей работе. Но осознавая, что противопоставление чистого, аки ангел, капитана царскому любимцу выглядит не вполне убедительно, попытался убедить корреспондента… в личном нерасположении к Татищеву: «Того ради вашему величеству… как отцу своему объявляю: к тому делу лутче не сыскать, как капитана Татищева, и надеюсь, что ваше величество изволите мне в том поверить, что я оного Татищева представляю без пристрастия, не из любви или какой интриги или б чьей ради прозбы. Я и сам ево рожи колмыцкои не люблю, но видя ево в деле веема права и к строению заводов смышленна, разеудителна и прилежна»[255].

По завершении первого этапа расследования начался второй, касавшийся подозрений в упущениях Татищева в его служебной деятельности уже вне связи с его отношениями с Демидовым. Явилось ли это отголоском оговоров заводчика или источник подозрений был другим, неизвестно. Как бы то ни было, проведенное следствие окончилось для Татищева также благоприятно. Характерно, что ни Демидов, ни его агенты на этом этапе никаких обвинений против Татищева не выдвинули[256].

Как видим, Геннин в противостоянии Демидова и Татищева недвусмысленно принял сторону второго. Однако он знал, что в Петербурге живут могущественные покровители заводчика — А.Д. Меншиков, Ф.М. Апраксин и другие. Опасаясь их гнева, старался вести дело осторожно. Осторожность временами выглядела комично. Вот его письмо А.В. Макарову от 23 октября 1723 года, в котором сообщено о нескольких смехотворных по сумме подношениях Татищеву от мирских старост и выборных (21 рубль 71 копейка)[257]. Осознавая, что «сие и малое дело», умолчать о нем он не решился. Первая причина — при отъезде дал присягу ничего не таить. Вторая — «Демидов об оном деле не без известия», а через него может проведать «великий адмирал» (Апраксин), который, делится Геннин своим беспокойством, «и так целой год ко мне не изволил писать, и я признаваю, что изволит на меня гневатца». За этим следует чудная сценка, рожденная фантазией взволнованного генерала: «То первые слова адмиралские: бедново Демидова ты обвинил, а Татищева взятки утаил. И в то время государь меня велит судить и рострелят по достоинству»[258].

Заметим, что покровительство Демидову со стороны Апраксина — человека близкого к Петру и связанного с ним свойством (он был братом супруги царя Федора Алексеевича), не фантазия Геннина. Точно так же оценивал его роль и Татищев, много позже, в 1744 году, писавший кабинетсекретарю Черкасову о «злости» на него «сильных»: «Демидов через адмирала графа Апраксина так меня пред его величеством оклеветал, что все думали о моей погибели…»[259] Что их сближало? Несомненно, то, что Демидов достаточно аккуратно исполнял задания Адмиралтейства. Но учтем и свидетельство современника, дипломата, в своих записках отметившего, что Апраксин «иноземцев ненавидел смертельно и был очень корыстолюбив, за что чуть было не погиб…»[260].

Пока Геннин вертелся на начинавшей подпекать сковороде, Татищев пытался развернуть дело в другом направлении: добивался того, чтобы оправдываться начал Демидов. Вероятно, с той же целью обращались к Геннину с жалобами на Демидова товарищи Татищева по бергамту. Геннин, однако, увести себя на скользкую дорожку не позволял: отвечал, что в данной ему инструкции о необходимости расследования «помешательств» Демидова не сказано. Одновременно письмо за письмом писал Макарову и Брюсу, прося посодействовать в том, чтобы вопрос решился скорее. Но кабинетсекретарю доложить царю об этом деле долго не удавалось. Только 16 июля 1723 года Петр известил генерала, что его пребывание на Урале долго не продлится, что он будет отозван в столицу, а его место займет Татищев[261]. Тем самым косвенно выражал новую свою позицию в деле о конфликте Татищева и Демидова.

Юридическое решение вопроса было отдано на волю Вышнего суда, вынесшего приговор 22 ноября 1723 года. Татищева суд признал невиновным, а с заводчика было решено взыскать 30 тысяч рублей. Но не за бесчестье Татищеву — за то, что Демидов «дерзнул его величество в неправом своем деле словесным прошением утруждать», то есть подал жалобу в обход положенной процедуры лично монарху[262]. Думаем, что заводчику такая мотивировка была даже неприятнее, чем весьма значительная сумма наложенного на него штрафа. Ему указали на место, которое он занимал, отдалили от государя, личным покровительством которого он пользовался всю жизнь. Только что вынырнувшая из небытия Берг-коллегия становилась, похоже, реальной властью: по множеству важных вопросов его принуждали сноситься именно с ней. А вот петербургские покровители, можно думать, отнюдь не сожалели о таком решении вопроса: чем дальше для Демидова был государь, тем больше он (Демидов) нуждался в них. Урок ему был дан неприятный и тревожащий.

Впрочем, судьба, по крайней мере, пощадила его карман. Петр во время посещения 15 января 1724 года канцелярии Вышнего суда распорядился решение отодвинуть до приезда в Петербург Геннина. Их встреча, однако, не состоялась: прибыв в столицу, в живых монарха тот уже не застал. Запрошенный по поводу решения Вышнего суда, Геннин ответил уклончиво. Осознавая, что к власти пришел Меншиков, один из покровителей Демидова, осторожный генерал в отношении заводчика больше упирал на позитив: подчеркивал хорошее состояние его предприятий, писал о великой от них пользе государству и прибылях казне. О наложенном начете высказался отрицательно: промышленников вроде Демидова «не надо штрафовать и в печаль приводить»[263]. Казалось, дело шло к освобождению от штрафа или, по меньшей мере, к его сокращению. Но отпраздновать свое спасение Никите Демидову не удалось — умер.

А что Татищев? Татищев в те дни, когда выносил решение Вышний суд, был послан Генниным в Петербург, откуда по указу царя (от 1 октября 1724 года) в начале ноября отправился в Швецию[264]. Он еще попытается получить удовлетворение за обиды, нанесенные Демидовым. Но продолжительный тайм-аут охладит накал страстей. Да и главного обидчика уже не будет в живых.