Жаклин Паскарль - Когда я была принцессой, или Четырнадцатилетняя война за детей

– Просто слушай меня и отвечай «да» или «нет», – начал он. – Они пригласили тебя на следующую встречу? Проявили интерес к тому, что ты делаешь в Нью-Йорке?

– Нет, – ответила я, машинально глянув в сторону агентов.

– Ну, в таком случае через пару минут сошлись на занятость и то, что тебе надо многое успеть до вечера. Обмолвись чем-нибудь вроде: «Машина Сони Мета будет ждать меня в шесть вечера» – и наслаждайся тем, как у этих снисходительных мерзавцев вытянутся лица. – Он недобро рассмеялся и повесил трубку.

– Э-э, да, хорошо. В самый раз. До свидания, – произнесла я гудкам в трубке.

Передавая телефон своим явно не заинтересованным во мне агентам, я постаралась вспомнить, о чем мы разговаривали, а потом в точности выполнила рекомендации Сони. Это было невероятно: выражение их лиц действительно изменилось в буквальном смысле. Они даже торопливо попытались пригласить меня на обед на следующий день, в тот самый знаменитый ресторан «Фор сизонс». Разумеется, если у меня найдется для этого свободное время. Не без злорадства я пообещала связаться с ними, как только уточню свои планы на завтра. Мой рейтинг как клиента явно пошел вверх.

Глава 14

Нью-йоркский менталитет

Мне хотелось одного: чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Ньюйоркцы глазели на меня, застрявшую между вращающимися дверями универмага «Бергдорф Гудман». Пакеты с покупками и левая рука прочно обосновались внутри магазина, а наряженное в бледно-голубой костюм тело и свекольно-красное лицо уже были на улице.

Промучившись еще пятнадцать секунд и лишившись часов от Раймонда Вейла, я оказалась на свободе. Сообразительные зрители поделились советом. «Подайте на них в суд» – таков был их вердикт. Мне же хотелось незаметно проскочить в свою гостиницу и привести себя в порядок до того, как за мной придет машина, чтобы вывести на орбиту, на которой вращался бог печатной индустрии Нью-Йорка.

Стоило мне ворваться в свой номер, как зазвонил телефон. Это был Энтони. Глянув на часы на прикроватном столике, я поняла, что в Сиднее середина ночи. О чем он хотел поговорить в такое время?

Как же я не догадалась!

– Привет, дорогая! – зазвучал привычно тягучий говор. – Скажи-ка, что ты собираешься надеть сегодня вечером?

– Э-э, я приготовила черные кружева от Динниган и пару черных шелковых вечерних туфель, – робко ответила я.

– Да, это подойдет, – решительно ответил Энтони. – Только ради бога, будь аккуратна с украшениями. У Гиты, жены Сони, самая роскошная коллекция ювелирных изделий из тех, что мне доводилось видеть. Рядом с ней ты будешь выглядеть жалкой подражательницей.

Ничто, кроме метких выстрелов мистера Уильямса, не способно так точно достигнуть цели.

– Я как раз собиралась надеть бабушкины гагатовые бусы и оставить волосы распущенными, – ответила я, всерьез размышляя о странности происходящего.

– Чудесно, – произнес Энтони. – Желаю тебе прекрасно провести вечер, дорогая. Помни об осанке и будь собой до кончика носа. – Он рассмеялся и повесил трубку.

Что бы моя бабушка подумала об этом? Она была таким тихим и радостным человеком, всегда с известной долей пессимизма придерживающимся правила: «Всяк сверчок знай свой шесток». Она впервые оказалась за границей только на моей свадьбе, и мысль о том, что ее внучка летает между континентами почти со скоростью света, и направляется в святую святых мюзиклов, на Бродвей, лишило бы ее дара речи. Верхом успешности в ее представлении было пожать руку премьер-министру, а я уже делала это не раз.

Сони Мета приветствовал меня протянутой рукой у дверей своей квартиры. Он был среднего роста и обладал приятным голосом. Выражение его глаз выдавало такой острый ум, что я тут же пожалела, что не перечитала высказывания лучших умов мировой классики накануне. В его холле я чувствовала себя самозванкой, втершейся к нему в доверие лишь благодаря общим знакомым. Но довольно быстро я поняла, что Сони мил и доброжелателен и совершенно спокойно отнесся к тому, что его старый друг Энтони попросил его взять меня под свое покровительство. Мы немного поговорили, и мне удалось украдкой глянуть на его прекрасную библиотеку, разместившуюся в огромных, от пола до потолка, шкафах.

Сони поделился, что прием устраивало издательство «Кон Наст», и высказал надежду, что это мероприятие не окажется для меня слишком скучным. А позже мы отправимся на обед с несколькими его друзьями, которые, как ему кажется, должны мне понравиться. Его жена Гита находится где-то за границей и присоединиться к нам не сможет.

Появление на коктейле и выход на красную ковровую дорожку стало для меня запоминающимся событием. Вспышки ослепляли, фотографы требовали у Сони назвать мое имя.

– Смотри, – шепнул Сони с озорным блеском в глазах и, повернувшись к фотографу, произнес: – Это принцесса Жасмин, она писательница.

Люди застыли с раскрытыми ртами, открыто пожирая меня оценивающими взглядами.

Когда мы оказались внутри здания, мистер Мета проявил безукоризненные манеры, обходя зал и приветствуя знакомых, сводя меня с людьми и обеспечивая собеседниками. Все это время его рука либо лежала у меня на талии, либо держала меня под локоть. От всех этих имен моя голова шла кругом, я ощущала некоторую неловкость, но была полна решимости не опозорить своего спутника.

В тот вечер мы обедали в центре города в ресторане, принадлежавшем моей землячке, австралийке Нел Кэмпбелл и ее партнеру, Имону. За наш широкий стол подсела Сюзанна Барч, гламурная европейская особа, встававшая каждый день в пять утра, чтобы подготовиться к вечерней экскурсии, либо приходу личного косметолога, либо мужа Дэвида. Наша беседа была гораздо более приятной и расслабленной, чем в начале вечера. За столом было произнесено столько звучных имен, которыми даже не мог похвастаться американский журнал «Вэнити фэйр»: Маркес, Лейбовиц, Видаль, Клинтон и Зонтаг. И все они произносились с легкостью, говорившей о близком знакомстве с их обладателями. Теперь я знала людей, знакомых с этими знаменитостями. Это было невероятно.

Нел решила взять меня под свое крыло и предложила мне встретиться, чтобы познакомиться с ее друзьями. По дороге в отель Сони посоветовал воспользоваться ее предложением. Я поблагодарила его за содержательный и веселый вечер, мысленно соглашаясь со словами писательницы Джоан Дидьон, однажды так описавшей моего спутника: «Он источал… интеллект и некую неотразимую галантность».

Нью-Йорк позволил мне заглянуть в себя и узнать то, о чем я раньше не имела понятия: что такое смелость и уверенность в себе. Австралийские эмигранты ни разу не спросили меня об Аддине и Шахире, позволив тем самым просто жить в своем городе, наслаждаясь почти полной анонимностью. Я научилась приносить книжку в маленький французский ресторан на улице Уэст, 58, чтобы отвадить нежеланных компаньонов. А между встречами я бесконечно бродила по музеям Метрополитен и Гуггенхайм. Статьи для «Острелиан консолидейтед пресс» позволили мне заработать на жизнь и занять время, которое я провела в ожидании решения Полы Ейтс и Майкла Хатченса. Я гуляла по улицам Нью-Йорка и каждый день подолгу задерживалась в соборе Святого Патрика, ставя свечи. Потом я всегда писала открытку Аддину и Шахире, стараясь выбрать самую красивую. Приклеивая марку, я ее целовала, стараясь отпечатать на ней свою бесконечную любовь.