Елена Прокофьева - Любовь и безумства поколения 30-х. Румба над пропастью

Вечером приехал Тухачевский. Он пытался выглядеть веселым, только прятал под скатертью руку со свежими продольными царапинами – вероятно, след бурного объяснения с Чернолусской. Михаил Николаевич заночевал в лесничестве. Перед сном Анна Михайловна спросила мужа: «Ты думаешь, что она его любит и простила ему еще тогда, когда узнала?» – «Она не простила… Может быть, она его любит, но между ними стало еще что-то другое… Она все равно уйдет от него…»

И действительно, вскоре Лика вместе с дочерью уехала жить к бабушке в Харьков. Тухачевский навещал их примерно раз в полгода – у него просто не было времени на более частые визиты, он виделся с дочерью, но с Ликой больше не встречался, она никогда не выходила к нему.

Вряд ли в то время Михаил Николаевич все еще испытывал надежду стать хорошим отцом, да судьба и не подарила ему такой возможности. Маленькая Ирина вскоре умерла от дифтерита. Тухачевский не знал о болезни дочери и увидел ее уже мертвой в гробу. И лишь у гроба, впервые за много лет, они встретились с Ликой, чтобы проводить в последний путь плод их недолгой любви. На том их отношения завершились уже окончательно.

После похорон Михаил Николаевич забрал с собой на память о дочери ее крохотные вязаные башмачки и всегда носил их с собой. Лидия Норд вспоминала, что однажды уже много лет спустя, в 1931 году, доставая что-то из кармана, Тухачевский случайно выронил конверт с этими детскими башмачками. Михаил Николаевич смутился и поспешно бросился к выходу, с силой пнув по пути случайно подвернувшийся маленький столик, да так, что тот отлетел к печке и раскололся. Это значит, что спустя почти десять лет и множество пережитых перипетий он все еще сильно переживал смерть дочери и – не менее сильно переживал о том, чтобы никто не заподозрил в нем сентиментальности. Тухачевский всегда старался скрывать свои чувства, но они прорывались, пусть и редко.

Лидия Норд рассказывает об одном случае, когда в разговоре она обмолвилась, что ее сестра Лика вполне счастлива во втором браке. Ее удивила тогда слишком бурная реакция Тухачевского. «Счастлива? – рванул он пояс. – Но только он ей не муж… Да… Да!.. Не муж! Пусть она не забывает, что мы были обвенчаны… Она может иметь двадцать гражданских разводов, но в глазах церкви и перед лицом Бога останется на всю жизнь моей женой. Спроси священника, „верующая” женщина».

Лидия Норд удивилась тому, что коммунист вдруг апеллирует к Богу, и поняла, что Михаил Николаевич все еще очень любит Лику. Может быть, он любил ее всю жизнь, спрятав чувства глубоко в сердце. Никто ведь не знает, на самом деле, в чем была истинная причина их разрыва, может быть, демонстративная связь с Татьяной Чернолусской была лишь способом отомстить Лике. Отомстить за что-то, чего мы никогда не узнаем…

Та же Лидия Норд рассказывает о том, что однажды в откровенном разговоре Тухачевский сказал ей: «…Я когда-то тоже полюбил на всю жизнь и также мучился, но женщина, которую я любил, не щадила моего чувства. С тех пор я перестал верить, что у женщины есть сердце».

Скорее всего, в тот момент он говорил не о Лике…

Кто была женщина, разбившая его сердце, мы не знаем, но то, что сам Тухачевский разбил множество женских сердец – остается фактом. Рассказывали, что Татьяна Чернолусская после разрыва с Тухачевским глушила любовь и ревность вином и кокаином и опустилась до самого дна.

6

Помимо всех этих сложностей на личном фронте в военной карьере Тухачевского в то время тоже все было очень не просто. Он был героем Гражданской войны, но в то же время проиграл серьезное и очень много значившее для Советской России сражение с поляками под Варшавой, не оправдав возложенных на него надежд и доказав, что для настоящей серьезной войны ни он сам, ни Красная Армия не готовы. О причинах поражения в Польше говорили много, участвовавшие в нем военачальники всеми силами пытались переложить вину друг на друга, и Тухачевский в том числе – всю оставшуюся жизнь он пытался как-то оправдаться и найти виноватых, но так или иначе главнокомандующим операцией был именно он, и вся ответственность за поражение лежала на нем.

Казалось бы, после такого провала с карьерой командарма можно было распрощаться – Советское правительство больше не поручит ему ничего по-настоящему важного. Смириться с этим было трудно, и Тухачевский был готов на все, чтобы оправдаться и доверие вернуть. А Советское правительство таким положением вещей не преминуло воспользоваться.

Именно в этот тяжелый год после поражения в Польше и несложившихся отношений с Ликой Тухачевскому пришлось пережить еще два крайне неприятных события, легших черным пятном и на его репутацию, и на его совесть: подавление бунта моряков в Кронштадте и крестьянского восстания в Тамбовской губернии.

Гражданская война закончилась, но политику военного коммунизма никто не отменял, страна по-прежнему жила в чрезвычайно тяжелых условиях, в голоде, в холоде и в нищете. Как результат: повсеместно вспыхивали восстания. Разоренные продразверсткой крестьяне не видели иного выхода, кроме как брать в руки оружие и защищать свое имущество, иначе зимой их семьи ждала голодная смерть.

В марте 1921 года вспыхнуло восстание моряков в Кронштадте. Все они были выходцами из крестьянских семей, все знали о том, что происходит в деревнях, и выставили требования правительству: «Долой продразверстку! Долой заградительные отряды! Вернуть свободную торговлю!» К тому же постоянно сокращался продуктовый паек самих моряков, тогда как все они имели возможность видеть, что комсостав флота вовсе не бедствует.

Со своей стороны Советская власть на уступки не шла, на все требования моряков красные комиссары отвечали так, как привыкли, – высокими речами и красивыми лозунгами, но это никого уже не устраивало.

Моряки до последнего пытались решить дело миром, но в Петрограде не желали вести диалог и объявили события в Кронштадте «контрреволюционным восстанием», которое требовалось срочно и жестоко подавить – иными методами Советская власть действовать не привыкла и не умела. Парламентеров от Кронштадта арестовали и чуть позже расстреляли. Против мятежников выступили войска.

Командовать взятием крепости было поручено Тухачевскому с указанием ликвидировать восстание в самые ближайшие сроки. И тот взялся за дело со всем возможным рвением.

Нас водила молодость

в сабельный поход,

Нас бросала молодость

на Кронштадский лед,

Боевые лошади

уносили нас,

На широкой площади

убивали нас…

Красивые строки Багрицкого как раз об этом – о попытке практически голыми руками взять вооруженную до зубов крепость по тонкому мартовскому льду, который трещал и проламывался под ногами молоденьких курсантов, бывших отличной мишенью для восставших. А тех, кто трусил и поворачивал назад, расстреливали позже на «широкой площади», чтобы другим неповадно было… Впрочем, на «широкой площади» расстреливали не только дезертиров, но и мятежников, после того как крепость сдалась. Советская власть не щадила никого. Время было такое, говорили потом, иначе было нельзя.