Повесть о Верещагине - Константин Иванович Коничев
— Дерзко сказано! — нахмурился генерал. Краска бросилась ему в лицо, но, быстро овладев собой, он, иронизируя, обратился к штабным офицерам: — Господа офицеры, скажите, как поступить с этим штатским «прапором» — или крест, или арест?..
— Арестовать!
— Неслыханная дерзость!.. — Но он безумец-Верещагин стоял перед штабными тяжело дыша и смотрел на каменные ноздреватые плиты.
— Господа, — сказал Кауфман. — Художник устал и не ведает, что говорит. Я ему прощаю дерзость. Он, господа, придет в себя. Ему нужна покойная обстановка. Не вредно будет ему недельку отдохнуть… на гауптвахте…
Так, не успев стать георгиевским кавалером, Верещагин оказался первым русским арестантом в завоеванном Самарканде. Возмущенные таким оборотом дела, глухо негодовали опечаленные солдаты:
— Как быть? Нашему-то Выручагину ни за что ни про что угрожает полевой суд!..
— Жаль, справедливый, смолчать не смог.
— Вот теперь и жди… Против ветра не надуешься, супротив начальства нелегко устоять.
Солдат-часовой, стоявший у гауптвахты, где отсиживался Верещагин, подходил к узкому оконцу, закрытому ставней, и, нарушая устав караульной службы, заводил, тяжело вздыхая, откровенный разговор:
— Василий Васильевич, как же это получилось? Такого доброго человека — да под арест. Что же это такое?
— Ничего, служивый! — отвечал Верещагин. — В жизни всё случается. Не будем горевать. А вот сменишься с поста — принеси-ка мне бумаги и карандаш. Чтобы не лезла всякая чепуха в голову, я буду писать о событиях в Самарканде.
Через несколько дней Кауфман освободил его из-под ареста.
Наградной лист был послан в Петербург, в Георгиевскую думу…
«Забытый» и другие
После самаркандских событий Верещагин на некоторое время выехал из Средней Азии в Петербург. Намеревался он поехать в Париж и там работать над картинами по материалам, собранным в Закавказье и Туркестане. Но в эту пору разразилась война между Францией и Пруссией. Время оказалось самым неподходящим для проживания в Париже, тем более что немецкие войска, одерживая победы одну за другой, через непродолжительное время в решительной схватке около крепости Седан разбили французскую армию и заставили ее капитулировать. Незадачливый император Наполеон Третий послал своих уполномоченных к прусскому королю Вильгельму с запиской: «Так как мне не пришлось умереть в рядах моих войск, то мне остается теперь лишь передать мою шпагу в руки вашего величества».
Император Франции сдался в плен. Немецкие войска неудержимо двигались к Парижу, заняли Версаль и там восемнадцатого января 1871 года престарелого прусского короля Вильгельма провозгласили императором германским. Франция безуспешно продолжала сопротивляться. В осажденном Париже создалось правительство Национальной обороны. Победители предлагали свои условия мира: уступить Германии Эльзас и Лотарингию… Обо всех этих событиях Верещагин узнал по отрывочным газетным сообщениям, находясь во второй поездке по Средней Азии. Россия, соблюдавшая во время франко-прусской войны выгодный для Германии нейтралитет, была занята незначительными военными операциями на Востоке. Русские войска совершали походы по Туркестану, Киргизии, доходили до границ Китая. И во время этих дальних и продолжительных походов Верещагин часто подвергался опасности и совмещал призвание художника с обязанностями солдата.
Ему тогда уже исполнилось двадцать восемь лет. Настало время показать себя настоящим художником. Обилие собранных материалов, умение видеть правду жизни и в совершенстве владеть рисунком предвещали ему успех…
Пробыв в общей сложности более года в областях Средней Азии, Василий Васильевич с запасом рисунков, этюдов и эскизов отправился в Германию, в Мюнхен, где нетрудно было найти подходящую мастерскую и полностью отдать свои силы и время творческому труду…
В Мюнхен он приехал в начале 1871 года.
В те дни Германская империя торжествовала победу над Францией. В осажденном Париже вооруженный Народ, захватив власть в свои руки, провозгласил Коммуну…
И вот уже пришли в Мюнхен известия о поражении Парижской коммуны. Верещагин развертывал газетные листы и искал в них корреспонденции, писанные русскими эмигрантами. Больше всего он доверял им — бунтовщикам-изгнанникам.
— Нет! Это не типографской краской напечатано, это кровью коммунаров написано! — восклицал Верещагин, читая и перечитывая газетные строки, принадлежавшие перу русских эмигрантов:
«…Оцепив Париж войсками и закрыв народу все выходы, они (версальцы) напустили на него целую армию солдат, озверевших от казарм и вина, и сказали им: «Убивайте этих волков, волчиц и волчат». Народу же они сказали: «Что бы ты ни делал, ты погибнешь! Застанут тебя с оружием в руках — смерть! Сложишь ты оружие — смерть! Будешь сопротивляться — смерть! Будешь молить о пощаде — смерть! Ты не только вне закона, ты — вне человечества…»
«Забудет ли народ все эти ужасы?.. Нет. Будущая революция будет коммунистической и осуществит всё то, чего не успела сделать Парижская коммуна…» — так писал в те дни один из русских революционеров.
Верещагин задумывался над прочитанным. То он сомневался в целесообразности революции, то приходил к убеждению, что рано ли, поздно ли — победит народ. Но что будет тогда? Социализм? Анархия? Коммунизм?.. Что будет с искусством? Нужны ли будут тогда художники и поэты? Не произойдет ли всеобщего упрощения?.. На многие вопросы не находя ответа, он брался за книги Герцена и Прудона и урывками, в минуты отдыха от своей работы, зачитывался ими… Мюнхен как место жительства и работы Верещагин выбрал не случайно. Для художников Мюнхен в Германии — это то же, что Париж во Франции. Из разных стран приезжали сюда художники, работали и учились друг у друга, создавали свои мастерские, школы и альянсы. Было чему поучиться в Мюнхене и на классических образцах живописи прошлых веков. Когда-то, не в столь давние времена, в этом городе, являвшемся столицей Баварского королевства, была основана Академия художеств, создана богатейшая галерея живописи. Отсюда в любое время, с четырех вокзалов, по
