Вадим Козин: незабытое танго - Коллектив авторов
♦ Вадим Козин:
Да, в их компании я, как говорится, «был принят». Но! Мне эта компания была интересна как артисту. Мне нужно было знать, как они живут, чем они живут. Мне это надо было для моего творчества. Любой художник просто обязан всеми сторонами жизни интересоваться, даже, как сейчас говорят, теневыми. А тогда, в Хабаровске, это чистая провокация! Если бы ты знал, сколько зависти, сколько злобы в мире существует, а тем более в актерской среде. Я знаю, кто меня заложил. Если он сейчас жив и прочтет твою повесть, то я хочу ему сказать: я простил! Простил, но пока не забыл, может, еще забуду. Я его, естественно, не назову. А если он уже умер, пусть земля ему будет пухом. Вот клянусь тебе: никогда, ничего в этом плане не было, клянусь! А этот шлейф за мной тянется. Давай его развеем! Просто кому-то я сильно навредил, может, дорогу перешел. Да и знаю кому, но не скажу. Да, я никогда не был женат, ну и что же? Дочь же у меня была?! Была. Умерла в ленинградскую блокаду. Как и мама, и сестра, да что вспоминать?! Вот вы говорите, у вас есть письмо от моей дочери. Это – ложь, провокация, если хотите, шантаж. Моя дочь умерла в Ленинграде в блокаду. Да ты вообще знаешь, что творится вот здесь? – Козин ударил себя кулаком в грудь. – Вы все знаете, что здесь творится?![44]
Моя встреча с Петром Петровичем Нефедовым произошла летом 1990 года в Москве. Расставаясь, поэт передал мне подборку своих новых стихов с тем, чтобы я отдал их Вадиму Алексеевичу, что я и сделал сразу же по приезде в Магадан. А полгода спустя к очередному, восемьдесят восьмому дню рождения маэстро я подготовил своеобразный подарок – радиопередачу «В часы раздумий», которая была построена в форме диалога старых друзей-соавторов певца Вадима Козина и поэта Петра Нефедова. Передача прозвучала, и я даже себе представить не мог, какой праздник я устроил Вадиму Алексеевичу. Маэстро вдруг совершенно неожиданно перешел на «ты», что крайне редко происходило даже с ближайшими друзьями:
– Ты знаешь, Лешенька, мне телефон буквально оборвали! Помнят, оказывается, Козина, а?! И звонят, и звонят! Даже – работать мешают! Ведь я работаю, песню пишу. На те стихи Петра Петровича, что ты привез. Вот, послушай!
Элегантнейший разворот на табуреточке к пианино, и – на моих глазах происходит чудо: рождение, быть может, последней песни Вадима Козина. Я успеваю включить магнитофон.
– Новая песня на стихи моего друга поэта Петра Нефедова. Стихотворение называется «Памяти погибших в Афганистане», а песню я назвал «Молодая вдовушка»:
Белая головушка,
Синие глаза,
Молодая вдовушка,
Горькая слеза.
Пылью запорошенный,
Там, в гористой мгле,
Он упал, подкошенный
На чужой земле.
Кровь его славянская
Честно пролилась,
И над ним афганская
Звездочка зажглась.
Неродной соловушка
Песнь ему споет…
Бедная головушка,
Горюшко мое…
– Я не уверен, что это подлинный текст, но я так пел и пою. Думаю, Петр Петрович не обидится, если что немного не так, как у него. А те стихи, которые ты мне от него передал, уже в работе. Спасибо тебе, а то я совсем засыхать стал. Если вечером никто не придет – прямо хоть волком вой от тоски! Старость, что ли? Что-то и гостей столичных стало меньше заезжать. Ведь здесь, в этой келье, кого только не было! А в последнее время никто не заходит, наверное, думают – умер Козин. А я – жив!
♦ Тамара Смолина[45]:
На мой взгляд, этот человек был самой интересной личностью нашего города. С ним можно было говорить и о литературе, и о поэзии, и об истории. Он много читал, и память у него была отличная. Незабываемы вечера, проведенные в обществе его почитателей в холодной и неуютной «хрущевке». Каждая встреча была неповторима. Козин жаждал общения, любил, чтобы по вечерам в его маленькой квартирке собирались люди, а если они хотели слушать его песни, он чувствовал себя счастливым: «Спеть еще?» Его не интересовало, кто есть кто, – принимал всех. Слушатели его импровизированных концертов заменяли ему и публику, и семью. С ними он делился своими радостями и горестями. В середине 80-х годов в США вышла пластинка с песнями Козина. Ее Вадим Алексеевич получил от своего давнего почитателя из Ростова-на-Дону М. И. Мангушева, а тому ее прислала из германского города Дортмунда Алиса Новацкая. Дортмунд и Ростов-на-Дону были городами-побратимами. Вадим Алексеевич испытал прилив радости, получив диск, но прослушать его не мог. Я побежала в «Мелодию», купила ему проигрыватель. Не успели включить – В. К. по неопытности сломал корундовую иглу. Благо в магазине оказались запасные.
В адрес певца приходили посылки и бандероли. Присылали и чай, и кофе, и тульские пряники… Однажды он получил из Караганды альбом с фотографиями школьников, слушающих пластинки. Был там и снимок учительницы, организовавшей в школе кружок любителей романса – Союз друзей Вадима Козина. В. А. показал мне этот альбом. Я полистала его без особого интереса – наивный и довольно примитивный. И, по-моему, В. А. не придал подарку никакого значения.
Но вскоре пожилая учительница из Караганды (ее звали Дина Акимовна Климова) появилась в Магадане и предстала пред светлые очи своего кумира. В интервью корреспонденту газеты «Территория» (от 17 июня 1993 года) Д. А. Климова призналась, что певец принял ее несколько настороженно, не очень понимая, что привело эту женщину к порогу его дома.
В квартире Козина магаданские журналисты Асир Сандлер и Тамара Смолина. Магадан, 1987
Насколько мне известно, в
