Вадим Козин: незабытое танго - Коллектив авторов

выбрали ее ответственным секретарем. Подавляющая часть моего творчества связана с этим краем, и вообще, если говорить положа руку на сердце, всем, что мне в стихотворной области удалось, я обязан этой земле, «в броню ледяную одетой», – это я сам себя цитирую! Знал я, что Вадим Козин «сидит», знал – за что, ведь я к тому времени был уже капитаном госбезопасности. Правда, в запасе, но в Дальстрое меня считали своим. Из рассказанных вами легенд самая близкая к истине – о его поездке в Тегеран и о гибели его родственников. А познакомился я с ним благодаря Льву Моисеевичу Туревскому, он работал тогда завотделом культуры обкома профсоюзов. Мы с ним вместе входили в состав репертуарной комиссии. Вот он мне однажды и говорит: «С вами очень хочет познакомиться Вадим Алексеевич Козин». Заключенных артистов тогда приводили или привозили в театр под конвоем, но конвой дальше дверей не шел. В самом театре они уже как бы вольными были. И вот как-то после очередного заседания комиссии Вадим Алексеевич подходит ко мне и говорит: «Петр Петрович, вы меня извините, но я к вам с большой просьбой. Я знаю, что вы летите в Хабаровск на совещание дальневосточных писателей. Не передадите ли вы письмо одной моей знакомой? Видите, конверт не запечатан – там никакой крамолы, антисоветчины нет, можете прочитать». Я, естественно, читать не стал и передал конверт адресату. А эта женщина оказалась бывшей соседкой Вадима Алексеевича по Ленинграду! После этого незначительного, казалось бы, случая я и познакомился с Козиным, и это наше знакомство потом вылилось в цикл его песен на мои стихи. Причем Вадим Алексеевич, как всегда, устроил сюрприз. Он к тому времени уже освободился, получил комнату и вот как-то пригласил меня к себе в гости. Я ни сном ни духом не ведал, что он работал над моими стихами, и вдруг на меня обрушиваются: «Я люблю эту землю», «Старый дом», «Бульвары Магадана»… Кстати, ведь «Бульвары Магадана» я написал, как говорится, «по поводу». Помните первые гастроли Ива Монтана и его знаменитые «Парижские бульвары»? Так мне почему-то обидно стало за Магадан, я взял и написал «Бульвары Магадана»! Как бы в пику Иву Монтану. У меня там есть такие слова: «А я люблю бульвары Магадана, и, может быть, сильней, чем он свои!» Вот такой у нас был тогда патриотизм, и скажите мне на милость, что в этом плохого?!

Сыграл Козин свои вещи на мои слова и спрашивает: «А не подготовить ли нам с вами концерт или хотя бы отделение из этих песен?» Я, разумеется, согласился и буквально через месяц уже держал в руках афишу. На ней концерт так и называется: «Я люблю эту землю». Вадим Алексеевич с этим концертом всю Россию объездил и в Москве выступал.

Я удивленно перебил моего собеседника:

– А между прочим, Вадим Алексеевич «не помнит» своих послевоенных гастролей в Москву!

– Не хочет помнить, наверное, они для него очень плохо кончились. Я расскажу об этом чуть позднее. А сейчас я хочу сказать вот о чем. Ведь мы, тогдашняя магаданская интеллигенция, прекрасно знали, кто здесь сидит и за что. И мы, а не только меценатка Гридасова, посильно пытались облегчить их участь. Вот вы про артистов пишете, а ведь здесь отбывали наказание и писатели, и поэты. Мы помогали выжить и Алдану-Семенову, и Португалову, и тому же Жигулину, который за что-то на меня сильно обижен. Живем в одном доме в Москве – и не здороваемся, жуть! А разве я виноват, что по другую сторону колючей проволоки оказался?! А скольким молодым талантам мы дали путевку в жизнь в магаданской писательской организации! Так что я «ничуть не жалею, не сетую!» Опять сам себя процитировал.

Так вот, о гастролях Козина. Это уже был 1956 год. Кончилась его ссылка, и ему разрешили поездки по стране. Причем дали ему высшую концертную ставку, такую же, какую он до войны, в самый пик своей славы, имел. Разрешили самому подобрать состав концертной бригады. Он с триумфом вернулся на эстраду, объехал много городов, и наконец ему официально разрешили выступить в Москве. Концерт состоялся в бывшем, сейчас уже, к сожалению, снесенном здании театра «Современник» на площади Маяковского. На концерт собралась вся московская элита. Появление кумира было встречено с восторгом. Среди выносивших певца на руках из зала были Козловский, Райкин, Русланова. Вадим Алексеевич на следующее утро звонил мне в гостиницу – я в отпуске был – и сказал буквально следующее: «Успех потрясающий, сам не ожидал! Предлагают ряд концертов, но почему-то в Доме культуры железнодорожников. А я хочу в Колонном зале! Не хочу в клубе! Я им так и сказал». Я пытался его отговорить: дескать, Колонный зал потом тоже будет, а пока надо соглашаться и на Дом культуры железнодорожников, но он заупрямился, уперся – и ни в какую. Уверен, что Козин и с чиновниками от культуры, от которых его дальнейшая судьба зависела, разговаривал в таком же тоне. Колонного зала ему, разумеется, не дали, и обиженный певец отправился обратно в Магадан.

Я же, как вам говорил, находился в отпуске, а он, сами знаете, у нас длинный, поэтому в Магадан попал где-то через полгода. Зашел в обком отметиться и в кабинете первого секретаря Павла Яковлевича Афанасьева услышал «сенсацию»: триумф Козина неожиданно завершился арестом артиста в номере хабаровской гостиницы. Статья, предъявленная артисту, носит порядковый номер 121-й – гомосексуализм. Павел Яковлевич спросил, как сейчас помню, у находившегося в кабинете прокурора области Федора Лукича Кравцова: «Федор, а вы не ошиблись?» – «Павел Яковлевич, – ответил прокурор, – уж если мы взяли, то мы уж докажем, что не ошиблись!» Я никогда не забуду эту фразу.

Доказали, разумеется. Но как-то так получилось, что на этот раз Козин практически не сидел. Работал учетчиком на стройке, потом мы его библиотекарем устроили. А библиотека в то время в театре находилась, так что он вроде при театре состоял. Хотя выступать ему, конечно, не разрешали, да он, насколько помню, и не жаждал этого особенно. Я тогда директором издательства работал и часто при встречах советовал ему писать воспоминания. Иван Дмитриевич Гарающенко, завсектором печати обкома партии, даже хотел над ним шефство взять, но Вадим Алексеевич категорически отказался. Я ему говорил: «У вас в руках материал, которому цены нет, ни один фантаст ничего подобного не придумает и не сочинит!» Помню, Козин показывал мне телеграммы и письма от Качалова, Козловского, Лемешева, Церетели, Шульженко, сотни документов – куда