Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела
Кроме того, я завязал тесные дружеские отношения с рядом студентов из числа индийцев. Хотя в Форт-Хэйре тоже учились индийцы, они жили в отдельном общежитии, поэтому я редко общался с ними. В Уитсе я познакомился и подружился с Исмаилом Меером, Дж. Н. Сингхом, Ахмедом Бхулой и Рамлалом Бхулиа. Их сплоченное сообщество собиралось в четырехкомнатной квартире номер 13 Исмаила в жилом доме Холвада в центре города. Там мы занимались, дискутировали, порой даже танцевали до раннего утра. Это место стало своего рода штабом молодых борцов за свободу. Когда я опаздывал на последний поезд обратно в Орландо, я иногда и ночевал там.
Исмаил Меер был ярким человеком с серьезным отношением к любому делу. Он родился в провинции Наталь, и, учась на юридическом факультете в Уитсе, он стал одной из ключевых фигур Индийского конгресса в провинции Трансвааль. В свою очередь, Дж. Н. Сингх являлся видным, красивым парнем, который пользовался популярностью у окружающих и легко ладил со всеми вне зависимости от цвета кожи. Он состоял в Коммунистической партии. Однажды Исмаил, Дж. Н. Сингх и я торопились попасть в дом Холвада и сели в трамвай, в котором индийцам разрешалось ездить, а чернокожим африканцам – нет. Вскоре к моим сокурсникам обратился кондуктор и на африкаанс предупредил их, что их «другу-кафру» поездка на этом трамвае запрещена. Исмаил и Дж. Н. Сингх набросились на него и заявили, что он даже не понимает слова «кафр» и что этим словом меня называть крайне оскорбительно. Кондуктор тут же остановил трамвай и окликнул полицейского, который арестовал всю нашу компанию и отвел в полицейский участок, где нам было велено на следующий день явиться в суд. Исмаил и Дж. Н. Сингх договорились, что Брэм Фишер выступит нашим адвокатом. На следующий день судья, узнав о семейных связях Брэма и придя от этого в полный восторг, быстро оправдал нас. На этом примере я смог воочию убедиться в том, что правосудие вовсе даже не слепо.
Учеба в Уитсе открыла мне новый мир, мир идей, политических убеждений и дебатов, мир, где люди были увлечены политикой. Я общался с белыми интеллектуалами и мыслителями-индийцами своего поколения, с молодыми людьми, которым предстояло стать авангардом наиболее важных политических движений в ближайшие несколько лет. Я впервые обнаружил, что люди моего возраста привержены освободительной борьбе, готовы, несмотря на их относительную привилегированность, пожертвовать собой ради дела угнетенных.
Часть третья. Рождение борца за свободу
11
Я не могу точно определить момент, когда меня увлекла политика, когда я понял, что посвящу свою жизнь освободительной борьбе. Быть чернокожим африканцем в Южной Африке означает, что человек так или иначе вовлечен в политику уже с момента своего рождения, независимо от того, признает он это сам или нет. Чернокожий африканский ребенок рождается в больнице, предназначенной только для чернокожих африканцев. Его везут домой в автобусе, предназначенном только для африканцев. Он живет в районе, предназначенном только для африканцев, и учится в школе только для чернокожих, если он вообще ходит в школу.
Когда он вырастет, ему будет предложена работа, предназначенная только для африканцев. Снимать угол ему придется только в поселках для африканцев (называя вещи своими именами, в трущобах), ездить – на поездах только для африканцев. Его могут остановить в любое время дня и ночи и приказать предъявить пропуск, в противном случае он будет арестован и брошен в тюрьму. Его жизнь ограничена расистскими законами и правилами, которые препятствуют его профессиональному и социальному росту, ограничивают его потенциал и саму его жизнь. Такова была реальность, и чернокожий африканец сталкивался с ней на каждом шагу.
Нельзя сказать, что у меня наступило прозрение, или что на меня снизошло какое-то особое откровение, или что ко мне пришел момент истины. Речь должна идти о неизбежном накоплении тысячи оскорблений и издевательств, постоянном унижении – именно это породило во мне гнев, бунтарство, желание бороться с системой, которая заключила в тюрьму мой народ. Нельзя назвать какой-то конкретный день, когда я сказал, что отныне посвящу себя освобождению своего народа. В один из дней я просто обнаружил, что уже делаю это, поскольку не могу поступить иначе.
Я уже упоминал многих из тех, кто повлиял на меня, однако среди них следует особо отметить Уолтера Сисулу, под мудрой опекой которого я оказался. Уолтер был сильным, разумным, практичным и целеустремленным человеком. Он никогда не терял голову в кризисных ситуациях. Он часто предпочитал молчать, когда другие заходились криком. Он считал, что наиболее эффективным инструментом для осуществления изменений в Южной Африке, величайшем вместилище надежд и чаяний чернокожего населения, был Африканский национальный конгресс (АНК). Многие судят о той или иной организации по людям, которые к ней принадлежат. Я готов признаться в том, что всегда буду гордиться принадлежностью к любой организации, членом которой являлся Уолтер. В то время было мало организаций, которые могли бы стать альтернативой АНК. Африканский национальный конгресс был готов принять в свои ряды любого африканца. Эту структуру можно считать большим зонтиком, под которым представители всех африканских народов могли найти убежище.
В 1940-х годах в воздухе витало ощущение близких перемен. Атлантическая хартия 1941 года, подписанная Франклином Рузвельтом и Уинстоном Черчиллем, подтвердила веру в достоинство каждого человека и незыблемость демократических принципов. Некоторые на Западе рассматривали этот программный документ как пустые обещания, но только не народы Африки. Вдохновленный Атлантической хартией и борьбой союзников против тирании и угнетения, Африканский национальный конгресс разработал свою собственную хартию под названием «Африканские требования», которая предусматривала полное гражданство для всех африканцев, их право на приобретение земли и отмену всех дискриминационных законов. Как мы надеялись, правительство и рядовые южноафриканцы убедятся в том, что мы отстаивали в своей собственной стране те же принципы, за которые они боролись в Европе.
Дом Уолтера Сисулу в Орландо являлся Меккой
