Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела
В начале 1943 года, сдав экзамен в Университет Южной Африки, я вернулся в Форт-Хэйр для получения диплома. Перед поездкой туда я решил обзавестись подходящим костюмом. Для этого мне пришлось занять деньги у Уолтера Сисулу. Все было логично: у меня был новый костюм, купленный для меня регентом, когда я поступал в Форт-Хэйр, и теперь у меня тоже будет новый костюм, когда мне предстоит выпускаться. Академическую одежду для церемонии я позаимствовал у Рэндалла Петени, моего друга и коллеги-выпускника.
Мой племянник К. Д. Матанзима, окончивший Форт-Хэйр несколько лет назад, привез мою мать и Но-Инглэнд, вдову регента, на мою церемонию. Я был рад, что на церемонии присутствовала моя мать, но не менее был рад и приезду Но-Инглэнд, поскольку ее присутствие создавало впечатление, что сам регент благословляет это событие.
После выпуска я провел несколько дней с Кайзером Даливонги в его доме в Камате. Он уже выбрал для себя свой жизненный путь в качестве будущего лидера. Он был в очереди наследования, собираясь стать вождем представителей племени тембу, находившихся в эмиграции и компактно проживавших в самой западной части Транскея (своего рода руководителем эмигрантского Тембуленда). Пока я жил у него, он настаивал на том, чтобы я после получения квалификации адвоката вернулся в Умтату. «Почему ты остаешься в Йоханнесбурге? – задал он мне вопрос. – Ты здесь нам нужен больше».
Это было справедливое замечание: безусловно, в Трансваале было больше африканцев с моей профессией, чем в Транскее. Я ответил Кайзеру, что его предложение пока преждевременно. Однако в глубине души я осознавал, что мне предстоит совсем другая стезя. Благодаря своей дружбе с Гауром и Уолтером я начал понимать, что у меня обязательства перед моим народом в целом, а не только перед какой-то его частью. Я чувствовал, что все события в моей жизни уводят меня прочь от Транскея к другой жизненной цели, туда, где региональные и этнические привязанности отступали перед более масштабной задачей.
Выпускной в Форт-Хэйре дал мне пищу для дополнительного самоанализа и размышлений. Меня поразило несоответствие между моими прежними предположениями и полученным мной реальным опытом. Я был вынужден признать ошибочными свои прошлые идеи о том, что выпускники автоматически становятся лидерами и что моя принадлежность к династической семье племени тембу гарантирует мне всеобщее уважение. Успешная карьера и комфортная зарплата больше не были моими конечными целями. Я обнаружил, что меня втягивают в мир политики, потому что я не был доволен своими старыми убеждениями.
В Йоханнесбурге я вращался в кругах, где здравый смысл и практический опыт были важнее, чем высокий академический уровень. Даже получив академическую степень, я понял, что вряд ли что-то, чему я научился в Университете Форт-Хэйр, может пригодиться мне в моей новой жизни. В университете преподаватели всячески избегали таких тем, как расовое угнетение, отсутствие возможностей для африканцев, множество законов и правил, призванные обеспечить подчинение чернокожих. Однако в своей жизни в Йоханнесбурге я сталкивался с этими вещами на каждом шагу. Никто никогда не растолковывал мне, как избавиться от зла расовых предрассудков, и мне приходилось самому учиться этому методом проб и ошибок.
Вернувшись в Йоханнесбург в начале 1943 года, я поступил в Витватерсрандский университет, обучение в котором позволяло получить степень бакалавра права, промежуточное академическое звание перед получением чина юриста. Витватерсрандский университет, известный всем как «Уитс», расположен в Браамфонтейне, северном пригороде центральной части Йоханнесбурга. Он по праву считается ведущим англоязычным университетом в Южной Африке.
Если в результате работы в юридической компании я впервые стал на постоянной основе общаться с белыми, то в ходе учебы в Витватерсрандском университете я познакомился с группой белых моего возраста. В Форт-Хэйре у нас были случайные встречи с белыми студентами из Университета Родса в Грэхэмстауне, а в Уитсе я регулярно посещал занятия вместе с белыми студентами. Это было так же необычно для них, как и для меня, поскольку я был единственным чернокожим африканцем, обучавшимся на юридическом факультете.
Англоязычные университеты Южной Африки можно считать активными проводниками либеральных ценностей. Следует отдать дань уважения этим вузам за то, что они разрешили учиться у себя чернокожим студентам. Для университетов, в которых преподавание велось на африкаанс, такое было немыслимо.
Несмотря на либеральный дух университета, я никогда не чувствовал себя там полностью комфортно. Быть единственным чернокожим африканцем (если не считать чернорабочих), к которому в лучшем случае относятся как к диковинке, а в худшем – как к непрошеному гостю, – это далеко не самый приятный опыт. Я встречал как великодушие, так и враждебность, сам же старался вести себя сдержанно. Хотя мне предстояло познакомиться с белыми студентами, которые симпатизировали африканцам и стали моими друзьями (а затем и коллегами), большинство белых в Уитсе нельзя было отнесли к числу либералов. Помню, как однажды я на несколько минут опоздал на лекцию и сел рядом с Сэрелом Тиги (позже он станет членом парламента от Объединенной партии). Хотя лекция уже началась и свободных мест оставалось немного, он демонстративно собрал свои вещи и пересел на место подальше от меня. Такой тип поведения был скорее правилом, чем исключением. Никто не произносил в мою сторону слова кафр[19], враждебность была приглушенной, но я все равно ее чувствовал.
Наш преподаватель права, мистер Хало, был строгим, рассудительным человеком, который не терпел у своих студентов излишней независимости. По его твердому убеждению, ни женщины, ни чернокожие африканцы не должны быть юристами. Он считал, что они недостаточно дисциплинированы для того, чтобы овладеть всеми тонкостями права как социальной науки. Однажды он заявил, что мне следовало получать академическую степень не в Уитсе, а в Университете Южной Африки. Хотя я и не был согласен с его взглядами, но не имел возможности опровергнуть их. Мои успехи в качестве студента юридического факультета были весьма удручающими.
В Уитсе я встретил многих из числа тех, кому в последующем предстояло разделить со мной взлеты и падения освободительной борьбы и без кого бы не смог достичь своей цели. Некоторые белые студенты делали все возможное, чтобы я чувствовал себя в университете желанным гостем. Во время своего первого семестра в Уитсе я познакомился с Джо Слово и его будущей женой Рут Ферст. У Джо был острый, проницательный ум. Он состоял в компартии и был известен тем, что организовывал динамичные, полные энергии собрания. Что же касается Рут, то она обладала общительным характером и являлась одаренным писателем. Оба были детьми еврейских иммигрантов, приехавших
