Кому же верить? Правда и ложь о захоронении Царской Семьи - Андрей Кириллович Голицын

«улики» грузить на телеги и вывозить на Коптяковскую дорогу к грузовику, а оттуда возвращаться в сторону города, где уже нет никакого оцепления и где от нежелательных свидетелей скрыться будет совершенно невозможно, а в самом урочище, прежде чем его покинуть, замести следы своего пребывания, закопать яму, разгрести кострища, сбросить в шахту недогоревшие части одежды, завалить её глиной и мусором. И всё из-за какого-то случайно забредшего некоего «знакомого Ермакова», которого бы, развиваясь ситуация естественным путём (не по Покровскому), тут же прибили бы и зарыли по соседству. Существует же версия, что то ли одного, то ли двоих «латышей» из интернациональной бригады, отказавшихся стрелять в Великих княжон, чтобы не осталось свидетелей, лично не повязанных Царской кровью, якобы тогда же Юровский, в том же подвале Ипатьевского дома, пристрелил и вывез вместе со всеми убитыми в урочище Четырёх Братьев. В своей «исповеди» Юровский как-то странно называет двенадцать жертв своей палаческой расправы, а не одиннадцать, как это следует из всех прочих свидетельств. Ну а что касается какого-то «неизвестного типа», то не стал бы Юровский затевать всю эту канитель с бегством. «Было приказано, – говорилось в «Записке» Покровского, – если кто ворвётся в район оцепления, расстреливать на месте». А детектив весь этот только для того и сочинялся (противоречия в повествовании Покровского никого не смущали), чтобы увезти с Ганиной Ямы следы расправы, и Ермаков пришёлся здесь очень к месту.

Но это нужно было тогда, в ранние 20-е годы, и это понятно, власть не хотела выглядеть в глазах Европы, с которой начинали формироваться прагматичные отношения, в столь преступном свете, но почему прокурор-криминалист Соловьёв теперь, когда сменилась идеология, когда во многом злодейство большевиков предано гласности, продолжает слепо следовать версии тех лет, игнорируя всё, что этой версии в той или иной степени противоречит? Он чей «мундир» защищает?

Юрий Алексеевич Буранов в статье «Краткий анализ Источниковой базы по проблеме “Екатеринбургских останков”»[15] писал: «Исторический анализ обстоятельств гибели Царской Семьи и “захоронения” её останков был проведён следствием 1991–1997 годов некомпетентно и тенденциозно, без должного анализа даже имеющейся в научном обороте документальной базы. Главной же ошибкой следствия 1991–1997 годов является, на наш взгляд, то, что основным документом, по которому велось всё следствие, является комплекс документов, условно обозначенный как “записка Юровского”. Между тем он “родился” в недрах аппарата ЦК ВКП(б) и ВЧК-ГПУ-ОГПУ. К тому же проведённый следствием 1991–1997 годов “исторический анализ обстоятельств трагедии 1918 года” является повторением “достижений” советской исторической “школы”, зачастую основанной на фальсификации документов. В результате пренебрежения мнением профессиональных историков, с самого начального этапа работы Правительственная Комиссия ещё больше “запутала” объективную картину убийства, а особенно – захоронение “екатеринбургских останков”. Поэтому проведённая следствием 1991–1997 годов работа является только версией, а не научно доказанным выводом о подлинности “екатеринбургских останков”».

Российская Зарубежная экспертная комиссия настаивала на том, что основополагающий документ, каковым явилась так называемая «Записка Юровского», должен быть подвергнут тщательному изучению. Уже в первом документе, направленном в Правительственную комиссию 25 декабря 1993 года, говорилось: «Весьма спорными представляются нескончаемые утверждения Рябова и Авдонина о том, что они “высчитали” почти совсем точно место предполагаемого захоронения останков узников дома Ипатьева на основе первой редакции “Записки Юровского”, опубликованной в апреле-мае 1989 года Рябовым в “Родине” и Э. Радзинским в “Огоньке”». Далее высказывается категорическое убеждение, что этот информационный источник при отсутствии графологической и физико-химической экспертизы не может являться доказательным аргументом. Эта же обеспокоенность годом позже высказывается Зарубежной комиссией в письме на имя Ярова. «Хотелось бы, – говорится в нём, – лишний раз заметить, что краеугольный камень дела об обретении настоящих или мнимых останков Царской Семьи есть так называемая “Записка Юровского”. Поскольку всё зиждется на “Записке”, то, если её убрать, автоматически исчезает всякое объяснение всему остальному, вплоть до выкопанных и предположительно опознанных останков, даже если их ДНК и подтвердит родство с Домом Романовых. Следовательно, на наш взгляд, всестороннее изучение этого документа на предмет определения его аутентичности и текстологической правдивости является первостепенной задачей всякого исследования этого дела. Поэтому нас в первую очередь чрезвычайно интересует узнать, какие результаты дала работа Вашей Комиссии в этом направлении. Вопрос трудный, и его разрешение в положительную сторону не даст автоматически ответа на все остальные, но без него какие-либо объяснения не убедительны» (Приложение 11).

На первых порах Колтыпину-Валловскому и его коллегам по Зарубежной комиссии искренне казалось, что для московской Комиссии, учреждённой верховной государственной властью, так же как и для них, основополагающей задачей является обретение истины, чему они готовы были всячески посильно содействовать теми сведениями, которыми располагает русская эмиграция (Приложение 12). В 1995 году члены Зарубежной комиссии, Колтыпин-Валловский, князь Щербатов и секретарь Комиссии Магеровский, официально были приглашены в Москву. Они приняли участие в заседании Правительственной комиссии и выступили с докладами, которые вежливо были выслушаны. Тема выступления князя Щербатова касалась непосредственно «Записки Юровского». Сделав краткий обзор текстов разных редакций, он сказал:

– Насколько нам известно, «Записка» не подвергалась никакой экспертизе, ни внутренней, ни внешней, или – вернее – ничего не сообщалось о результатах такой экспертизы. Почерка – их на присланном нам экспонате два; бумага, чернила, шрифт и характеристики пишущей машинки – всё это должно быть краеугольным камнем обязательного комплексного исследования.

Далее князь Щербатов перечислил целый ряд вопросов, которые, с точки зрения Зарубежной комиссии, необходимо исследовать, сопоставить, выяснить, сравнить, «вплоть до репетиций и симуляций отдельных действий и ситуаций, описанных в “Записке”».

– На всё это, – резюмировал своё выступление князь Щербатов, – указывалось нами в общих чертах в нашем меморандуме от 25 декабря 1993 года, но ни о каких шагах, предпринятых Комиссией в этом направлении, или их результатах, к сожалению, до сих пор неизвестно.

На этом все взаимоотношения практически были завершены.

В дальнейшем сохранялась только их видимость. Охлаждение наступило и с той стороны. А уже в 1996 году в одном из интервью на вопрос, каковы «основные причины, заставившие вашу комиссию серьёзно засомневаться в том, что обнаруженные останки действительно принадлежат царю и его семье?», князь Щербатов, в частности, ответил: «На настоящий момент не было проведено никакого анализа “Записки Юровского”, в которой якобы указывается местонахождение могилы. Этот источник информации, столь важный для нашего исследования, проанализирован не был. Достоверность и подлинность “Записки” не подтверждается никем из западных и российских экспертов, хотя необходимость этого признаётся безоговорочно».

Так же достаточно определённо, но более дипломатично на эту тему высказался митрополит Ювеналий:

– Во время всего периода работы Комиссии на повестке дня стоял вопрос о «Записке Юровского». Отмечались противоречия между всеми её вариантами, между рассказами Юровского и других участников