Илья Бражнин - Недавние были

Так описывает Нагурский самый дальний и самый долгий свой полёт. Только длительность его, невиданная по тем временам, могла составить гордость лётчика. Но Нагурский удивительно скромен в своем описании. Деловито, сдержанно, простыми словами в самой обыденной тональности рассказывает лётчик о своём необыкновенном полёте.

Из этого описания у читателя может составиться впечатление, что никаких особых трудностей полёты в Арктике и не представляют. Увы, это совсем не так. И полёты, и вся жизнь Нагурского на Новой Земле возле самолёта - акт героический и свидетельство железной воли и мужества лётчика.

Царское правительство и гидрографическое управление, вынужденное под давлением общественности начать розыски пропавших экспедиций Седова, Брусилова и Русанова, организовало поисковую экспедицию скверно, небрежно, с преступной беспечностью. Капитан Ислямов, командовавший одним из двух экспедиционных судов - «Гертой», находил, например, что розыск пропавших экспедиций с помощью самолётов вообще пустая затея. Вместо того, чтобы пробиваться вперёд сколько возможно дальше на Север с тем, чтобы начать поиски пропавших экспедиций с воздуха в тех местах, где эти экспедиции могли быть, Ислямов высадил лётчика и механика прямо на лёд пустынной Крестовой губы на Новой Земле, а сам на своём пароходе «Герта» ушел к Земле Франца-Иосифа. При этом самонадеянный, беспардонный капитан первого ранга ни в какой степени не позаботился о том, чтобы должным образом обеспечить, устроить бросаемых им людей и хорошо снабдить всем необходимым.

Он нимало не думал о том, как будут жить в ледяной пустыне лётчик и механик почти без продовольствия, без жилья, без укрытия от непогоды, без медикаментов, без всякого контакта с внешним миром, без какой-либо возможности в случае нужды обратиться к кому бы то ни было за помощью. И как летчик и механик почти без инструмента и совершенно без приборов сумеют собрать самолёт, как поднимут вдвоём кабину с мотором, которая весит более двухсот килограммов и как лётчик сможет подняться на гидросамолёте, сидящем на поплавках, с неровного льда? И вообще неизвестно было, сумеет ли лететь самолёт, собранный в столь дико примитивных условиях.

А что следовало делать в случае необходимости перебазироваться? А если летчику, летящему в одиночку, придётся садиться где-то в другом месте? Ведь у него не было никаких средств дать знать о месте своего нахождения.

Непонятно было, почему в помощь лётчику и механику не оставили ещё двух-трех человек из судовой команды. Столь варварское и бесчеловечное отношение к людям поисковой экспедиции для нас - совершенно непостижимо. Но тогда, очевидно, это было нормой отношения человека к человеку в России.

Я не могу передать всех мук и тягостей, какие пережили лётчик и механик, собирая самолёт и транспортируя его к берегу, когда ветер отогнал льды и сделал возможным старт машины с воды, как не могу подробно пересказать и историю жизни Нагурского и Кузнецова в Крестовой губе, историю вынужденной перебазировки севернее - на Панкратьевы острова, полётов в тумане, в снежную пургу без ориентиров и без приборов для слепого полёта. Остановлюсь лишь вкратце на том, что мне стало известно.

Продукты и горючее у Нагурского и Кузнецова скоро кончились, а вспомогательное судно «Андромеда», задержанное, очевидно, в пути льдами, не появлялось. Пришлось добывать пищу охотой, есть противную тюленину, пока не прибрёл к самолёту любопытствующий белый медведь, которого удалось застрелить.

В довершение всех бед заболел механик, и его пришлось переправить на подошедшую, наконец, «Андромеду».

И несмотря ни на что, Нагурский с великолепной настойчивостью и мужеством продолжал свой поиск. Во время одного из трудных полётов, длившихся четыре часа пятьдесят две минуты, он обнаружил на острове Панкратьева вросшую в лёд избушку, в которой нашёл… Впрочем, пусть сам Нагурский расскажет о том, что он нашёл в этой затерянной в ледяной пустыне избушке, к порогу которой он подступил вместе со своим механиком Евгением Кузнецовым, вернувшимся к нему с «Андромеды».

«Мы вошли внутрь. Через маленькое оконце, врезанное в южную стену, скупо проникал свет. Нары, сбитые из досок, утопали во мраке. Только стол, стоявший посреди избы, был отчётливо виден. Луч солнца лег на него жёлто-розовым пятном и преломился на металлическом предмете, лежавшем посреди стола.

Минуту мы простояли молча, с волнением разглядывая простую утварь этого дома, хозяев которого, быть может, уже нет в живых.

Я подошёл к столу и взял в руки металлическую трубу, сделанную из консервных банок. Когда я стал открывать её, руки мои дрожали от волнения. Из трубы я вынул свёрнутые в рулон бумаги.

Седов!

Это были документы экспедиции лейтенанта Седова.

Волнуясь, я стал просматривать листы, читая только заголовки. В этот момент у меня не было возможности подробно знакомиться с содержанием этих ценных документов. Но я понял, что был первым человеком, напавшим на след затерявшейся экспедиции и в то же время совершенно беспомощным, чтобы проследить дальнейший её путь. Судя по оставленным записям, Седов мог находиться от нас на расстоянии 14-15 часов полета, а мой «Фарман» способен продержаться в воздухе немногим более пяти часов. Находка произвела на меня такое сильное впечатление, что я забыл обо всём, даже о своём «Фармане», о полётах, о Женьке. В тот момент для меня, кроме Седова, не существовало никого.

Кузнецов стоял за моей спиной и что-то говорил, но я его не слышал. Очнулся лишь, когда он стал тормошить меня.

- Что же вы прочли?

Этот вопрос привёл меня в чувство. Действительно, я же ещё не знаю всего, что там написано.

- Подходи ближе. Прочитаем вместе

Седов писал рапорт в Морское министерство. Он уведомлял, что плотный лёд помешал его экспедиции попасть на Землю Франца-Иосифа в первый год. Он оставил судно в пятнадцати километрах от этого места, а сам с частью экипажа пошел на остров Панкратьева, расположенный близ Новой Земли. Здесь решено было зазимовать, а следующей весной на корабле двинуться в дальнейший путь».

Так Нагурский обнаружил следы пропавшей экспедиции Георгия Седова. Возможно, что он обнаружил бы и местонахождение «Св. Фоки» со всеми членами экспедиции, если бы не тупое равнодушие командира «Герты» Ислямова к порученному ему делу.

Нагурский в своей книге писал: «Герта» добралась до Земли Франца-Иосифа, здесь ей пришлось задержаться, так как дальше к северу не пускали льды. Но если бы с места её стоянки мог вылететь на разведку самолёт, возможности выполнения задач экспедиции несомненно бы возросли. Помимо этого появились бы реальные виды на спасение людей из партии Брусилова, судно которого дрейфовало севернее острова Рудольфа».