Елена Обоймина - Свет земной любви. История жизни Матери Марии – Елизаветы Кузьминой-Караваевой

К счастью, суд привлек к себе внимание широкой общественности. Социалисты-революционеры громогласно утверждали, что в лице Е. Ю. Кузьминой-Караваевой «деникинская армия судит русскую интеллигенцию». Известные деятели литературы – Алексей Толстой, его тогдашняя жена Наталья Крандиевская, Тэффи, Вера Инбер, Леонид Гроссман, Максимилиан Волошин (собственно автор текста) и другие видные писатели поместили 24 марта 1919 года в газете «Одесский листок» открытое письмо генералу А. И. Деникину, в котором говорилось:

Пришло известие, что в Екатеринодаре предана военно-полевому суду Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева – по обвинению в большевизме – и ей грозит смертная казнь. Нельзя прочесть этого известия без тревоги. Кузьмина-Караваева – поэт, мыслитель, философ – первая из русских женщин окончила духовную академию и прочилась в ректоры предполагавшейся женской духовной академии. Ее книги – «Скифские черепки», «Руфь», «Юрали»… Со времени февральской революции она была городским головой города Анапы и не покинула своего поста и при большевиках…

Известная русская писательница начала XX века, сотрудница журнала «Сатирикон» Тэффи (Надежда Александровна Бучинская, урожденная Лохвицкая) позже писала в своих воспоминаниях:

К весне появился в городе поэт Макс Волошин… Зашел он и ко мне. Прочел две поэмы и сказал, что немедленно надо выручать поэтессу Кузьмину-Караваеву, которую арестовали… по чьему-то оговору и могут расстрелять.

– Вы знакомы с Гришиным-Алмазовым, просите его скорей.

Кузьмину-Караваеву я немножко знала и понимала вздорность навета.

– А я пойду к митрополиту, – сказал Волошин, не теряя времени. – Кузьмина-Караваева окончила духовную академию, митрополит за нее заступится.

Позвонила Гришину-Алмазову. [6]

Спросил:

– Вы ручаетесь?

Ответила:

– Да.

– В таком случае завтра же отдам распоряжение. Вы довольны?

– Нет. Нельзя завтра. Надо сегодня и надо телеграмму. Очень уж страшно – вдруг опоздаем.

– Ну, хорошо. Пошлю телеграмму. Подчеркиваю – пошлю…

Кузьмину-Караваеву освободили.

Простим писательнице с ее богатым воображением явное приписывание самой себе заслуги по освобождению Кузьминой-Караваевой. Хотя, несомненно, добрые намерения тут явно присутствовали…

Много лет спустя, уже во Франции, когда Тэффи сама окажется в сложном положении, Елизавета Юрьевна, тогда уже мать Мария, тоже поможет ей в трудную минуту – известная фельетонистка, временно стесненная в средствах, будет часто посещать (по некоторым данным – даже жить здесь) общежития матери Марии и питаться в ее столовой.

Просидев три месяца в каталажке, бывший городской голова Анапы была выпущена под залог. На суде в Екатеринодаре выступили многие свидетели, и практически все они встали на защиту Елизаветы Юрьевны. Вероятно, на приговор повлияло и то обстоятельство, что во время суда ею неожиданно увлекся Даниил Ермолаевич Скобцов – русский офицер, занимавший в правительстве Деникина пост министра земледелия. Есть предположение, что они с Кузьминой-Караваевой могли встречаться в Анапе и раньше – до 1917 года. Как бы то ни было, эта встреча спасла молодую женщину от трагической развязки.

Даниил Скобцов и Елизавета Кузьмина-Караваева

Д. Е. Скобцов родился в 1884 году, на семь лет раньше Кузьминой-Караваевой, в станице Брюховецкой Ейского уезда Кубанской области. Поскольку он считался бедняцким сыном, то в юности окончил кубанскую учительскую семинарию, которая содержалась за счет войсковой казны (дети бедных и сироты получали здесь бесплатное образование). Главной задачей этого учебного заведения являлось повышение грамотности среди казаков; по сути, это была своеобразная кузница местной интеллигенции в лице станичных учителей начальных школ. Именно семинария сформировала характер Даниила Ермолаевича, и он спустя годы в своем романе «Гремучий родник» с большой симпатией назвал кубанское войсковое училище «скромной матерью просвещения кубанского казачества, пославшей в край за десятки лет своего существования не одну сотню учителей».

После окончания семинарии, в 1903–1905 годах Д. Е. Скобцов преподавал историю в станице Лабинской. Обычный сельский учитель, он любил свою профессию: «…есть особая любовь – это любовь учителя к своему ученику и ученика к учителю, наиболее, пожалуй, глубоко запрятанная в тайниках души».

Позже Скобцов рассуждал о своих коллегах-семинаристах, что немногим из них довелось пробиться к университетскому или какому-нибудь другому виду «повышенного образования». Ему самому это почти удалось: в 1914 году Даниил Скобцов стал студентом филологического факультета Московского университета. В этот период он, по собственным словам, страдал «длительной и серьезной болезнью», поэтому с карьерой преподавателя ему пришлось расстаться. И окончить университет ему не удалось, тем более что учеба была прервана Февральской революцией 1917 года.

«После первых двух недель революционного возбуждения большого города (Москвы) как-то само собой явилось желание выйти из общего потока и уехать к себе на юг в станицу. Потянуло меня к родным берегам», – рассказывал Даниил Ермолаевич в воспоминаниях. Видимо, от судьбы, от встречи с главной женщиной в его жизни было не уйти…

Некоторые кубанские историки утверждают, что Д. Е. Скобцов являлся участником Первой мировой войны на Кавказском фронте и за успехи в штурме Эрзурума (январь – февраль 1916 года) был награжден Георгиевским крестом и золотым оружием. Здесь явно какая-то путаница. В разгар войны, как подчеркивают серьезные биографы, он учился в Москве, возраст его был непризывной, да и военным казаком он никогда не был. Сам Даниил Ермолаевич в своих воспоминаниях признавался, что «в жизни своей ни разу не выстрелил из винтовки». На фотографии 1920 года Скобцов хотя и выглядит молодцевато, но его черкеску знак отличия боевого ордена не украшает.

Вернувшись весной 1917 года в свою станицу, Даниил Ермолаевич сразу же активно включился в общественно-политическую работу. Вскоре его избрали войсковым контролером и членом Лабинского исполкома. А в октябре 1917-го Кубанская рада провозгласила Кубанский край независимой казачьей республикой.

С конца 1918-го, в период нахождения Екатеринодара в руках большевиков, Д. Е. Скобцов вместе с другими членами кубанского правительства стал участником знаменитого кубанского «ледяного похода». Впрочем, на начальном этапе это был даже не поход, а скитания по станицам вокруг Екатеринодара. Настоящий поход начался несколько позже, после соединения кубанцев с отрядами Добровольческой белой армии генералов Л. Г. Корнилова и А. И. Деникина. Двигались они то в сторону Кавказа, то к Дону. Именно тогда начались разногласия между кубанским правительством и командованием Добровольческой армии.