Иван Хомич - Мы вернулись

Встретились. Остановились. Обе стороны принялись выведывать друг у друга: кто куда путь держит.

Мне надоела эта дипломатия, да и утро подстегивало, очень уж не хотелось встречать его на открытом месте. Я взял да и чуть прикрикнул на них. Услышав тон приказа, оба подтянулись по-военному и доложили уже вразумительно, что они были в охране у гитлеровцев, чтоб жизни свои спасти, при удобном случае сбежали, идут в Шепетовку.

Второй, правда, поправил докладывавшего:

- Чего уж там брехать, идем куда глаза глядят.

- А где оружие?

- В полку осталось. Ушли не из казармы, а с гауптвахты. Ночью выбрались в окно и убежали.

Положение создалось трудное. Все могло быть и правдой и ложью. Ясно было одно - отпускать их сейчас от себя нельзя. Я приказал им пристроиться к нам, а Роману сказал тихонько:

- Займитесь.

- Вот, пойдем рядом, потолкуем, - обещал Роман.

Наконец, вошли мы в лес за рекой Горынью. И вовремя. Занималось утро, ночная темь уступила место свету, только в лесу было сумрачно и прохладно. Родным, просторным домом показался нам этот лес, словно бы каждый шаг сейчас версты прокладывал между нами и проклятым пленом. Я, конечно, понимал, что еще много горя придется хлебнуть, и все-таки радостное чувство освобождения нарастало с каждым часом, несмотря на присутствие нежданных спутников и усталость, которая давала себя знать. Ведь при нашей болезненной истощенности мы не спали уже вторую ночь.

Начинал мучить и голод. Остановились, решили устроить перекур. Одежонка у меня была немудрая - старый слежавшийся ватник и летнее обмундирование, - а все-таки, несмотря на холодное ноябрьское утро, я был весь в поту. Очень хотелось раздеться и брякнуться прямо на землю.

Многие, обессилев, так и сделали. Лопухин всех поднял, запретив сидеть и лежать на сырой земле. Люди стали пристраиваться на пеньки, на сучья и ветки. Курящие задымили, некурящие взялись за сухари.

Роман Александрович позаботился, и каждый имел двести граммов сухарей неприкосновенного запаса. На войне "НЗ" расходуют в крайнем случае. Мы решили, что сейчас можем позволить себе такую роскошь - пожевать несколько сухариков. Нашлось и две фляжки воды. Не обошлось, конечно, и без высказанных вслух мечтаний:

- Теперь бы стаканчик чайку, да еще с сахаром, да печеной картошки, скажем, по две или три штуки на каждого - вот бы кутнули!

Какой-то безудержный фантаст даже про водку вспомнил.

Только мы размечтались, как в лесу раздался резкий свист. Все насторожились, свист повторился. Мы вскочили на ноги. Огляделись, но в лесу никого не было видно. Мелькнула мысль: а вдруг погоня? Может, охранники только представились беглецами, а на самом деле за их следом наблюдают немцы?

Многие хотели бежать врассыпную. Я .скомандовал:

- Стой! Без паники!

Сняв охранение, мы ускоренным шагом двинулись в лес, в обратную сторону от свиста.

Свист утих, но подозрение осталось.

Углубляясь в лесную чащу, мы шли долго и быстро. Пасмурное утро сменилось днем. Через хмурые облака пробивалось солнце. Все устали. Пришлось остановиться. Быстро наломав веток и выставив два сторожевых поста, мы улеглись и уснули. Мне хотелось подумать, что делать дальше, как и всех меня очень беспокоили охранники, но глаза сами закрылись, и я мгновенно забылся.

Сколько длился наш сон, трудно сказать. Проснулись мы от возгласа: "Немцы!" Это магическое слово вмиг подняло всех на ноги. Вскочили и охранники.

С северо-востока слышался шум моторов и трескотня мотоциклов. Не задумываясь, как вспугнутые зайцы, мы поднялись и бегом бросились в глубь леса. Ветки хлестали по лицу, люди ничего не замечали, только опускали голову, прикрывая глаза.

Бежали мы долго, почти до изнеможения. Думалось, - а вдруг в лес въехала большая группа гитлеровцев из Славуты. От дорог, от торных тропинок мы шарахались в сторону, зарываясь в самую чащу. Все кошмары фашистского плена преследовали нас.

Только во второй половине дня мы решились остановиться.

Всех ужасно тревожили приставшие к нам охранники. Если бы мы твердо знали, что это враги, а не люди, которые честной борьбой у партизан хотят искупить свою вину перед советским народом, мы быстро с ними расправились бы...

Надвигался вечер, подкрались сумерки. Мы достали карту, компас, сориентировались, посовещались, как быть дальше. Решено было заночевать здесь и в течение ночи разведать в ближайших деревнях все, что возможно, о немцах и партизанах.

На ум пришла хорошая идея - послать в разведку именно двух охранников. Они, дескать, знают эти места, их одежда не вызовет подозрения.

Кто-то из наших запротестовал, говоря, что посылать их надо только по одному и с нашими людьми. Я успокоил говорившего:

- Не волнуйтесь, товарищ. Задание получите и вы, но самостоятельное.

Мне хотелось этими словами несколько замаскировать подозрительность и недоверие, выказанные по отношению к охранникам нашими людьми. Но, вероятно, охранники и сами понимали, что мы можем их только ненавидеть.

Уж не знаю, в общем, что они думали, но внешне держались так, словно бы и не замечали недоброжелательства. Я же про себя решил: как только они отойдут на значительное расстояние, мы сейчас же сменим стоянку. Это будет самая безболезненная форма расставания с этими подозрительными людьми.

Так и сделали. Едва беглецы-охранники удалились на почтительное расстояние и мы убедились, что они за нами не наблюдают, мы снова двинулись в глубь леса в направлении большого озера, которое привлекло наше внимание на карте еще на чердаке второго блока лагеря.

Стемнело, идти стало много трудней. Быстро двигаться теперь можно было только по дорогам и тропам, а они петляли, уводя нас с нужного направления.

Подул северный ветер, пошел снег с дождем. От ветра нас лес еще кое-как защищал, но укрыться от ледяных крупинок снега было невозможно. Немудрящая наша одежонка стала быстро намокать. Остановились на ночлег. Как ни хотелось костер разжечь, обогреться хоть немного, - не решились.

Все-таки точно на местности мы сориентироваться не могли, кто есть в лесу - не знали, оружия не было,

В плену каждый из нас наслышался о том, как люди, убежавшие из лагерей, снова попадались гитлеровцам из-за простой неосторожности.

Жались друг к другу, мерзли, но костра не зажигали. Скоро услышали голоса петухов. Поняли, что наступила полночь и где-то поблизости от нас деревня, но кто там? Могла быть там засада немцев или полиции, а может, и наши хорошие люди живут. Будь у нас оружие, мы бы, не задумываясь, рискнули пойти ночью в деревню, хоть бы от непогоды укрыться. Но у нас, кроме суковатых палок и песка, ничего не было.

Да и песок-то пришлось выбросить. В карманах он намок и уже не мог сослужить службу.