Дед Мавр - Александр Евгеньевич Миронов
Надевали кому что удобно: майки и шорты, легкие спортивные костюмы из трикотажа, разноцветные полосатые пижамы. Дед предпочитал однажды и навсегда полюбившуюся ему коктебельскую «униформу»: матросскую тельняшку с закатанными выше локтей рукавами.
Легко ли, подчиняясь настойчивым уговорам врачей, отказаться от такого неповторимого своеобразия? Жила, теплилась надежда: «в августе сбегу к тебе». А ехать, и не до августа, до самой осени, пришлось на дачу под Минском. И встретились мы только в конце сентября…
Мавр категорически не захотел рассказывать о том, как провел лето.
— Скучища,— проворчал он.— За три с лишним месяца одну страницу рукописи не смог одолеть.
— Так чем же ты занимался? — не поверил я, зная его органическое отвращение к безделью.
— Грибами! — Дед сердито сверкнул голубыми глазами за толстыми стеклами очков.
— Какими грибами, если за все лето в Белоруссии не выпало ни капли дождя?
— Смотря для кого. Я не жду милостей от природы!
Сказал и упрямо замолчал.
Позднее все выяснилось. Когда постепенно отмяк, отошел и вернулась способность по-мавровски юмористически оценивать все, что было.
А было вот что.
На даче, в соседней комнате, проводил отпуск научный работник одного из минских институтов. Совсем еще, как сказал Дед, молодой человек, чуть старше пятидесяти лет, а уже и доктор наук, и профессор. С таким бы и поговорить, при случае и поспорить на интересную для одного и другого тему: с утра до вечера рядом. Но о чем разговаривать, тем более спорить, если не находилось ни единой точки соприкосновения обоюдных интересов? Дед маялся от безделья, профессор — от дневной жары и вечерней духоты… Слушали по транзистору радио… Лениво перелистывали позавчерашней давности газеты…
Поистине томительная скука.
Однажды сосед предложил:
— Может быть, съездить в город, привезти шахматы?
Но Мавр отказался:
— Не играю.
И потерявший последнюю надежду на развлечение профессор ворчливо пожаловался:
— Жара виновата. Если б не засуха, сейчас вокруг было бы полным-полно боровиков. Грибной сезон, понимаете? С утра, пораньше, отправиться в любой из здешних боров, к полудню наверняка корзина отборных! Но где они? Паршивых мухоморов и тех в помине нет. Вот вам и отдых.
Тогда Деда и осенило, тогда он и произнес позднее повторенную мне фразу:
— Я не жду милостей от природы.
Сосед воспринял эти слова как шутку.
— Надеетесь вызвать дождь?
Мавр невозмутимо покачал головой:
— Шаманить не собираюсь. Сделаю иначе.
Встав утром чуть свет, он наполнил водой из колодца два ведра и отправился в сосновый бор, начинавшийся в двух десятках шагов от дачи. Не забыл и предусмотрительно захватить с собой кружку. Увидев такую странную ношу, занимавшийся каждодневной зарядкой профессор несказанно удивился:
— Куда вы?
— В лес.
— А вода зачем?
— Хочу помочь боровикам. Не пропадать же грибному сезону!
Дед выбрал на опушке заросшую пожухлым от засухи мхом поляну. Отмерил шагами квадрат два метра на два. Воткнул по углам, чтобы потом не ошибиться, сухие ветки. И, делая вид, будто не замечает насмешливо наблюдавшего за каждым его движением доктора наук, принялся старательно, бережно разливать кружкой воду из ведер по всей площади квадрата.
Сосед не смог дождаться окончания этой процедуры, подошел поближе:
— Думаете, вырастут?
— Уверен. Сами говорили, что здесь их бывает полным-полно. Грибница наверняка живая, но ее приглушило зноем. Дать влаги, оживет, и деньков через десять красавчики полезут.
— Едва ли. Напрасно стараетесь. Хотите пари?
— По рукам! — охотно согласился Мавр.
Он и в последующие дни регулярно отправлялся на свою «грибную плантацию». Почти затемно, когда профессор еще досматривал предутренние сны. Правда, с пустыми, а не с наполненными водой ведрами. Зато, возвращаясь оттуда, так громко брякал одним о другое, что мог бы и глухого разбудить.
Полил!
А сам, под величайшим секретом даже от сваих домочадцев, вел какие-то таинственные переговоры с пятнадцатилетним сыном хозяйки дачи. Мальчишка начал каждое утро исчезать в лесу. Возвращался потный, набегавшийся по лесной духоте до одурения. И день за днем виновато разводил руками:
— Ни одного...
— Должны быть,— упрямо стоял на своем Дед.— Найдешь хотя бы парочку, фонарик твой.
Невиданное ботаническое «чудо» произошло не на десятые, как было обещано, а на шестые сутки: из серебристо-серого мха на «грибной плантации» вылупились три крепенькие, белоногие, с коричнево-бархатными шляпками боровичка!
— Можно потрогать? — все еще не веря собственным глазам, спросил пораженный доктор наук.
— Пожалуйста,— великодушно разрешил Мавр.— Только осторожнее, но помните; пускай подрастут.
Да, грибы настоящие… Не из папье-маше… Не раскрашенные деревянные поделки. .
Боровики!
И посрамленный в своем неверии профессор воспрянул духом.
Не перед рассветом, как Дед, а дважды в день, утром и на закате солнца, он начал возить на тачке по четыре канистры колодезной воды на свой, десять на десять метров, «грибной огород», облюбованный подальше от опушки, а стало быть, и от заядлых грибников и просто от случайных прохожих. Мавр втихомолку радовался за него: нашлось человеку приятное, полезное для здоровья занятие, вот и скуке конец. Но сам гениальный первооткрыватель ботанического «чуда» с этих пор совершенно потерял интерес к своим лесным питомцам. Сосед даже укорял его:
— Перестали поливать, они не увеличиваются, без влаги не растут. И новые не могут появиться из пересохшей грибницы. Чем так равнодушно относиться к эксперименту, не следовало вообще его начинать!
В ответ Мавр или отмалчивался, или ссылался на неважное самочувствие. И только когда до окончания отпуска профессора осталась последняя неделя, он решил вместе с ним посмеяться над
