Побег из коридоров МИДа. Судьба перебежчика века - Геннадий Аркадьевич Шевченко
8 мая сестра опять позвонила мне, сказав, что в квартире появился какой-то странный запах. Я сразу же приехал и нашел разорванную на девять частей записку мамы дочери следующего содержания: «Ласточка, родная. Прости меня, солнышко. Люблю тебя очень. Пройдет время, должна быть счастливой. Держись пока бабули. Твоя мамуля. Очень тяжело. Бабуля не дала, не вышло дома». Сестра была одна в квартире, поскольку мама еще 5 мая попросила бабушку погостить у родственников в Химках. Приехав к сестре, я вызвал милицию из районного отделения. Приехавший участковый сказал, что никакого странного запаха он не чувствует, ибо так пахнет нафталин. После его ухода я стал сам обследовать квартиру и довольно быстро обнаружил, что запах идет из большого стенного шкафа (фактически это была маленькая комната — кладовка), в котором висело огромное количество шуб и дубленок. Мы снова вызвали милицию. Приехавший капитан, открыв двери шкафа, снова сказал, что никакого запаха, кроме запаха нафталина, он не чувствует. Тогда я не выдержал и стал сам раздвигать многочисленные шубы и дубленки. Пошарив рукой в углу кладовки, она была глубиной и шириной более 2 метров, я наткнулся в углу на холодную руку моей мамы и сразу же оттуда выскочил как ошпаренный. Дальнейшее происходило как в тумане. Приехали работники прокуратуры, врачи, а затем представители КГБ вместе с Курышевым. Последних милиционер спросил, откуда они. «Из центрального аппарата КГБ», — последовал ответ Сестра сразу же уехала к нашей тетке Л.Л. Сваринской, проживавшей на Авиамоторной улице.
Я сидел на кухне, руки у меня тряслись. Какой-то пожилой мужчина (видимо, понятой, бывший работник КГБ) предложил мне выпить вина, которое в большом количестве хранилось в квартире. До этого случая я старался не брать в рот спиртного, так как занимался тяжелой атлетикой и гимнастикой хатха-йога. Мне стало немного легче, однако нервный тик одной руки (правой), которой я дотронулся до холодной руки мертвой мамы, не проходил несколько дней.
Через несколько часов Курышев предупредил меня, что будут звонить иностранные журналисты. Удивительно, как они так быстро узнали о смерти мамы! Я отвечал на их вопросы на английском и французском языках около полутора часов. Курышев проинструктировал меня, что можно было говорить. Затем он сказал, что нам дадут новый номер телефона, в котором не будет повторяться ни одна цифра (245-71-63).
Вечером в нашу квартиру приехал капитан Второго главного управления КГБ (внутренняя контрразведка) В.В. Молодцов, который провел у нас всю ночь. Ему было дано указание не оставлять меня одного. К этому времени я более-менее успокоился, и он даже удивлялся моей выдержке. Я беседовал с ним о своих планах относительно будущей работы, в частности, говорил, что, может быть, мне разрешат преподавать в МГИМО. В три часа ночи я лег спать, а Молодцов продолжал бодрствовать до утра.
Я не сразу сообщил о случившемся бабушке, которая была у родственников в Химках, опасаясь за ее здоровье. Однако после того как маму увезли в морг, это надо было сделать. Бабушка срочно приехала домой. Она почему-то сразу же побежала к старинному секретеру и стала что-то проверять.
В загсе Ленинского района я получил свидетельство о смерти и справку, в которой была указана следующая причина смерти мамы: отравление неизвестным ядом.
Мы стали заниматься организацией похорон. Я позвонил Курышеву и высказал мнение, что из политических соображений похоронить маму следовало бы на Новодевичьем кладбище. Ведь она отказалась остаться в США и поступила патриотически. Полковник КГБ связался по этому поводу с Громыко, но министр сказал, что в данном случае он один, без постановления ЦК КПСС, не может решить вопрос о захоронении на таком элитном кладбище. Громыко поручил управляющему делами МИДа послу Дучкову организовать похороны на Новокунцевском кладбище (филиал Новодевичьего).
В то время на данном кладбище (оно находится рядом с Троекуровским кладбищем) хоронили генералов вплоть до генерал-полковника и известных артистов. Там также похоронен великий шпион К. Филби. Народные артисты СССР, послы и маршалы имели право быть похороненными на основном — Новодевичьем. Когда отцу в начале 1973 года был присвоен ранг Чрезвычайного и Полномочного посла СССР (представление министра утверждалось Политбюро ЦК КПСС), он с гордостью сказал мне: «Теперь я заслужил право быть похороненным на Новодевичьем кладбище».
Однако в годы перестройки М.С. Горбачева и сейчас «клиентами» филиала Новодевичьего стали многие послы, в том числе Б.И. Дучков, В.Г. Макаров (помощник Громыко похоронен рядом с женой бывшего министра иностранных дел СССР А.А. Бессмертных), Г.С. Сташевский и даже один Маршал Советского Союза С.Ф. Ахромеев, поддержавший ГКЧП в августе 1991 года и покончивший жизнь самоубийством после провала августовского путча. Кстати, на могиле всесильного старшего помощника Громыко (с ним считались даже замминист-ры) поставлена скромная небольшая черная надгробная плита, а сама она находится в большом запустении. Видно, что ее редко кто посещает. Однако при жизни многие боялись Василия Грозного-Темного. Он пережил Громыко на четыре года и умер в 1993 году.
Когда я увидел лицо мамы в морге, то заметил у нее на лице странные порезы, как будто сделанные бритвой. Что это? Отчего? Неизвестно. В морг попрощаться с мамой пришла также жена Г.С. Сташевского.
Гроб мамы пронесли мимо горевшего в то время постоянно вечного огня на большом памятнике погибшим воинам-героям Великой Отечественной войны (сейчас огонь постоянно не горит, видимо, из экономии).
На похоронах мамы присутствовали родственники и представитель КГБ В.В. Молодцов. Был исполнен гимн Советского Союза.
Через год я поставил на могиле мамы двухметровый памятник из белого мрамора, с высеченной головой мамы. Памятник сделал довольно известный скульптор Ю.Л. Ричков. Его телефон мне дал Кенес — шофер директора информационного центра в ООН в Москве.
Дома бабушка организовала поминки, на которые были приглашены все наши родственники. Присутствовал также представитель КГБ капитан В.В. Молодцов (на пенсию он вышел полковником), с большим интересом слушавший рассказы бабушки о ее родственниках и знакомых. И.К. Перетрухин пишет, что не лишенный чувства юмора Молодцов «рассказывал нам потом, как теща А. Шевченко Анна Ксаверьевна в порыве наигранного негодования, картинно обращаясь к нему, кричала: «Владимир Владимирович, дайте мне револьвер! Я застрелю этого негодяя! Это он убил мою дочь!..» Огнестрельного оружия у него в тот момент, естественно, не было, да и представлял он себе смутно, как можно было бы сделать это на таком большом расстоянии, не промахнувшись!». Все это правда. Бабушка громогласно «требовала» револьвер и на кладбище. Прохожие от
